01.02.2011 | Компас (автор Константин Коровин)
|
Коровин Константин Алексеевич – талантливейший русский живописец (1861–1939 гг.). Весь творческий путь Коровина – это очарованность преображением мира под действием стихии света. В 1875 г. поступил в МУЖВЗ, где его учителями были В.Г. Перов, А.К. Саврасов, В.Д. Поленов. Друг Федора Шаляпина и многих других гениев русской культуры и искусства – Коровин в течение всей жизни поддерживал с ними теплые отношения. С живописью К.А. Коровина связана история русского импрессионизма, поэтическое восприятие русской природы, по его собственным словам, «стремление слиться с природой, раствориться в ее стихии...» Мастер великолепных натюрмортов («Розы и фиалки», 1912; «Рыбы, вино и фрукты», 1916). Неоднократно бывая в Париже, Коровин открыл свой, неповторимый облик этого города. Он создает серию работ на тему ночного Парижа («Париж ночью. Итальянский бульвар», 1908). С 1885 г. началась деятельность Коровина как театрального декоратора в Русской частной опере С.И. Мамонтова. В 1923 г. уехал в Париж. Заядлый охотник и рыболов – Константин Коровин сочинил много рассказов о животных, о русской природе, в которой он растворялся полностью – и как художник, и как тонко чувствующий Россию человек.Коровин Константин Алексеевич – талантливейший русский живописец (1861–1939 гг.). Весь творческий путь Коровина – это очарованность преображением мира под действием стихии света. В 1875 г. поступил в МУЖВЗ, где его учителями были В.Г. Перов, А.К. Саврасов, В.Д. Поленов. Друг Федора Шаляпина и многих других гениев русской культуры и искусства – Коровин в течение всей жизни поддерживал с ними теплые отношения. С живописью К.А. Коровина связана история русского импрессионизма, поэтическое восприятие русской природы, по его собственным словам, «стремление слиться с природой, раствориться в ее стихии...» Мастер великолепных натюрмортов («Розы и фиалки», 1912; «Рыбы, вино и фрукты», 1916). Неоднократно бывая в Париже, Коровин открыл свой, неповторимый облик этого города. Он создает серию работ на тему ночного Парижа («Париж ночью. Итальянский бульвар», 1908). С 1885 г. началась деятельность Коровина как театрального декоратора в Русской частной опере С.И. Мамонтова. В 1923 г. уехал в Париж. Заядлый охотник и рыболов – Константин Коровин сочинил много рассказов о животных, о русской природе, в которой он растворялся полностью – и как художник, и как тонко чувствующий Россию человек.
|
| Коровин Константин Алексеевич – талантливейший русский живописец (1861–1939 гг.). Весь творческий путь Коровина – это очарованность преображением мира под действием стихии света. В 1875 г. поступил в МУЖВЗ, где его учителями были В.Г. Перов, А.К. Саврасов, В.Д. Поленов. Друг Федора Шаляпина и многих других гениев русской культуры и искусства – Коровин в течение всей жизни поддерживал с ними теплые отношения. С живописью К.А. Коровина связана история русского импрессионизма, поэтическое восприятие русской природы, по его собственным словам, «стремление слиться с природой, раствориться в ее стихии...» Мастер великолепных натюрмортов («Розы и фиалки», 1912; «Рыбы, вино и фрукты», 1916). |
Неоднократно бывая в Париже, Коровин открыл свой, неповторимый облик этого города. Он создает серию работ на тему ночного Парижа («Париж ночью. Итальянский бульвар», 1908). С 1885 г. началась деятельность Коровина как театрального декоратора в Русской частной опере С.И. Мамонтова. В 1923 г. уехал в Париж. Заядлый охотник и рыболов – Константин Коровин сочинил много рассказов о животных, о русской природе, в которой он растворялся полностью – и как художник, и как тонко чувствующий Россию человек. КомпасОхотники народ особенный. Привлекает их к охоте не одна добыча, а страсть быть в природе, ожидание неожиданных случаев и приключений. А потом разговоры – разговоры эти услышишь только на охоте. Мои друзья-охотники любили приезжать ко мне в глухое место – я жил в деревне, далеко от Москвы, где расстилались леса и долины дивной природы русской. И когда они приезжали ко мне, всегда какая-нибудь ерунда выходила. Вот, несмотря на новый компас, который купил приятель мой, охотник Павел Александрович Тучков, мы все же заблудились на охоте. И привел нас этот компас в совсем неизвестное место. Компас был английский, круглый, толстый, в футляре, и владелец его нес на шнуре. Одно только – стрелка в компасе была очень вертлявая – повертится и станет. Павел Александрович говорил, когда шли на охоту, что идем на север. А как пришло время возвращаться – двинулись по компасу на юг. Идем, идем, а дома как-то и признака нет – места совсем другие. Развернули, положили карту на землю в лесу, на нее поставили компас – выходит что-то не то. И куда идти – неизвестно. – Ну, вот я так и знал, – сказал Кузнецов. – Жара сегодня, компас испортился. – То есть как испортился? – Испортился, прокис, что ли. – Какие пошлости! – возмутился Павел Александрович. – Вздор и глупо. Он зачем-то поднес компас к носу и понюхал. – Ну, что? – Странно... что-то есть... Действительно, должно быть, что-то испортилось. Приятели-охотники тоже нюхали компас и говорили, искоса посмотрев на него: – Да, странно... действительно прокис... Опять шли на юг, так сказать, возвращаясь назад. По стрелке. А дома все нет... Поздно, устали: вышли на охоту в четыре часа утра, а уж вечер, солнце садится... Мы тоже сели отдохнуть. Павел Александрович стал развинчивать компас – «там магнит должен быть». Внутри – пружины, колеса, а магнита нет. – Герасим Дементьевич, – говорил я охотнику-крестьянину. – Заблудились мы, должно быть, как думаешь? – Да кто ее знает... знать, заблудились. Я здесь не бывал, место-то неприметно. – Ночевать в лесу – комары заедят, – жаловались мои друзья. Отдохнули, встали и пошли. Сумерело. Тихо было в лесу. В небе темнели тучи, повисли над лесом. Сверкнула зарница – и вдали послышался гром. – Благодарю вас, – сказал Кузнецов. – Гроза в лесу... с ружьями... Это значит – покойнички будем. – Ничего – говорю, – Вася, у тебя шелковый картуз. Электричество обходит. – Обходит, да. А вот – за каким чертом по компасу шли? – Тише, тише... постойте... – говорит мой приятель Караулов. – Слышите – кто-то едет?.. Уже темнело. Мы остановились. Действительно, кто-то как-будто ехал – шумит вдали. Мы стоим, слушаем, а тот, кто-то, все едет. Ближе, ближе – и вдруг капли дождя падают на нас... Дождь становился сильней. Блеснула молния. Раздался сильный удар грома, раскатился по лесу. Собаки стояли около. – Ружья отставьте дальше, – кричит Василий Сергеевич. – А мы отойдем. Это не шутки, в лесу с ружьями!.. – Под елки надоть лезть, – говорил Герасим. – Читали Франклина? – кричал Василий Сергеевич. – В лесу-то что с ним было, помните? – Нет, не читали, а что? – Что? Убило, вот что! Кузнецов приставил ружье к дереву, а сам, отойдя, залез под густую ель. Раздался сильный, с треском удар грома, и дождь полил как из ведра... – Гоните собак, – кричит Василий Сергеевич. – Они притягивают тоже. Мрачно темнел лес. Дождь лил, чувствую – за шею потекло по спине. Все приумолкли. – Разожжем ли костер? – спрашиваю я у Герасима. – Мозжуху надо искать. А то не возьмет. Дождь утих. – Василий Сергеевич, жив ли? – кричит Караулов. Мы вылезли из-под ели. Мокрые. В сапогах – вода. В это время где-то внизу в лесу залаяла собака. – Неча... слышите... идем! – сказал Герасим.– Жительство близко. Слышь... собака. Мы все как-то ожили. Бросились промокшие вниз. – Вона, свет в окне вздули, – кричал Герасим. – Сюда идите... Мы пробирались краем обрыва. Показался свет в окне, дом лесника. – Дом, – обрадованно говорили все. Собака лаяла, наши ей ответили. Подошли к дому, ворота заперты. Мы стали стучать в ворота. Слышим – кто-то идет, спрашивает: – Чего надо? Калитка отворилась. На пороге стоял лесник, пожилой человек с мохнатой головой. – Чьи вы, откелева? – Дальние. Из Букова, – сказал Герасим Дементьевич. – Идите. За столом, в доме лесника, в углу сидел молодой человек в форменной куртке со светлыми пуговицами. Пил чай. Мы торопились раздеться, снимали сапоги. Лесник принес кое-что переодеться: кафтан, шубу, старые валенки. Караулов достал из ягдташей бутылки, колбасу и наливал в чашки. Говорил: – Согреться надо. – Запоздали охотники? – спросил молодой человек в куртке. Пришла лесничиха. Сказала ласково: – Ишь, охотники... знать, водило вас по лесу? – Да, – ответил Герасим серьезно, – видать, что водило. – Что водило? – спросил озабоченно Василий Сергеевич. – Это что еще? – Тут водит... и вот, заведет – беда... Пейте чай. Я еще подогрею, – говорила лесничиха. – Благодарю вас, – сказал Кузнецов. – Водит... Хороши местечки у вас тут. – Вздор, – выпив рюмку водки, сказал Павел Александрович. – Шутки все. – Нет, простите, это не шутки, – заметил молодой человек в куртке. – Я не верил, думал, все ерунду говорят. А сам попал. Землю мерил – лесные участки, – две недели меня водило вот тут недалеко. – И неужели вы, молодой человек, землемер, верите, что кто-то водит, лесовые разные?.. – Нет, не верю. А вот теперь ночью... ну-ка, пойдите к оврагу в лесу... Там мостик есть старый, яма на реке... Там в старину раньше мельница была. Останьтесь там ночевать одни. Какая вас хватит жуть... А что это такое, жуть?.. Отчего она входит? Ну-ка, скажите. – Я никакого такого лесового никогда не видал, – сказал Герасим, – но есть место... ох!.. Когда запоздаешь, так идешь по ем... прямо волосья на голове становятся сами... и кажинный раз... И что такое, думаю, почто это?.. А вот и незнамо... Чисто за тобой кто идет, пугает, так что оглянуться боязно. А вот никого нет... А чего это? Лесничиха принесла крынку молока и поставила на стол. – А заводит у вас тут в лесу, тетенька? – спросил Василий Сергеевич лесничиху. – Тута у нас кругом лесу, лесу – все лес... и заведет... И кто знает, как кружит... Вот спросите его, – показала она на мужа. – А ты видел лесового когда? – спросил Василий Сергеевич лесника. – Лесового не видал я никады. А заводило меня немало в лесу. Вот, на покосе, у леса тут, недалече, у речки – покос. Пойду рано-рано. Ну, возьмешь бутылку, от усталости сил набраться. Ну, взял раз и спрятал в стог. Косишь, косишь... Полудня пришло. Закусить надо. Достал из кошелки ватрушку, яйцо, грибков-груздей. У стога, думаю, отдохну, закушу. Полез, ищу бутылку глотнуть. Глотнул – чего... вода! Вот, это кто? Он, сукин сын, лесовой вылил. Да чего еще – слышу, в лесу смеется. Я туды. Думаю, постой... Да с косою, за ним. А он дале смеется. Бегу. Устал. А он дале... Ну, вернулся... И закуски нет. Вот что он делает, а? А видать – нет, не видал. И какой он – не знаю. Только жулик – это верно, лесовой-то. – Сапожник недалеча, Серега, живет. Мастер хороший, – вступила в разговор лесничиха. – Сапоги шил новые для трахтирщика Треухова. В Лавцы понес ему. Ну, отдал. Ну, тот ему заплатил, да и спрыснули сапоги, выпили. А Серега разгулялся, да все деньги и пропил. Наутро раа-но домой пошел, выпивши. Идет и песни поет... Только на мостик ступил, в овраге тута... слышит, а за ним кто-то идет и говорит: «Пропил сапоги-то...» Серега оглянулся и видит, за ним сапоги-то его идут одни... Он с моста – прямо в воду и орет «караул»... Слышно нам. Вот он, – указала она на своего мужа, – и побег, да его и вытащил. Его в Петров возили, в больницу. У его горячка от страху приключилась. – Ну, это черт знает, что такое! – сказал, встав, Василий Сергеевич. – Сапоги одни ходят. Как к вам ни приедешь, все чертова чепуха начинается. Места находите! Невиданно. – Это компас привел. Я-то тут при чем? – Да уж и компас. Я теперь по компасу этому твоему ни шагу, – сказал Тучкову Василий Сергеевич. – Позвольте, позвольте... – обиделся Павел Александрович. И, обратившись к землемеру, протянул ему компас. – Вот, посмотрите, – плох компас? Прошу вас. Землемер посмотрел на компас, повертел в руках и сказал: – Это не компас. – Как не компас? – Нет, это беговые часы для скачек. – Что ж это такое? Как же это? А ты, Павел, нас водишь! – засмеялись мои друзья. Павел Тучков взял часы, спрятал их в футляр, обиженно посмотрел на всех нас и сказал: – Ну, довольно, довольно.
««« Все статьи об Охоте и Рыбалке
Оставить комментарий
Для того чтобы оставить комментарий войдите через социальный сервис.
|