03.03.2011 | Осечка

Октябрь подходил к концу. Когда вся работа по подготовке к промыслу в центральной избе была закончена, я решил сходить в самую дальнюю избушку, расположенную на краю участка, и проверить, как она перенесла весеннюю облаву медведей. Снег, несмотря на конец октября, еще не выпал, и после небольших заморозков я надеялся пройти туда краем огромного болота. Другого пути не было, а идти в эту пору напрямую через болото было очень сложно. Многочисленные озерца еще не замерзли, а высокие кочки до выпадения хорошего снега мешали проехать на снегоходе. На ближние избы продукты были занесены, и в них можно было остановиться на ночлег без особых проблем. Но я хотел попасть туда быстрее, без остановок, поэтому мне предстояло пройти 24 км. В последнее время я больше занимался ремонтом избушек и заготовкой дров, поэтому не сразу втянулся в ходьбу с грузом по тайге…

Октябрь подходил к концу. Когда вся работа по подготовке к промыслу в центральной избе была закончена, я решил сходить в самую дальнюю избушку, расположенную на краю участка, и проверить, как она перенесла весеннюю облаву медведей. Снег, несмотря на конец октября, еще не выпал, и после небольших заморозков я надеялся пройти туда краем огромного болота. Другого пути не было, а идти в эту пору напрямую через болото было очень сложно. Многочисленные озерца еще не замерзли, а высокие кочки до выпадения хорошего снега мешали проехать на снегоходе. На ближние избы продукты были занесены, и в них можно было остановиться на ночлег без особых проблем. Но я хотел попасть туда быстрее, без остановок, поэтому мне предстояло пройти 24 км. В последнее время я больше занимался ремонтом избушек и заготовкой дров, поэтому не сразу втянулся в ходьбу с грузом по тайге…

В то утро я встал задолго до рассвета. С ночи наморозил в эмалированных тазиках каши для молоденькой собачки. Чаге не было еще и года, это был ее первый сезон. Вряд ли она сможет пройти этот путь, не сбив ног, и я решил ее не брать. Зная ее темперамент, я был уверен, что с утра она будет носиться как угорелая, пытаясь доказать своему старшему брату Лютому, что тоже может широко ходить по лесу. Но Лютый в тайге с середины сентября, и уже успел накачать приличные мышцы на высоких лапах. Его безудержный темперамент не оставлял равнодушной ни одну лайку. Не склонный к дракам, он мог увести в тайгу любого кобеля, заражая его своей страстью к охоте. Если на ночь я оставлял его не привязанным, то чуть свет из тайги уже доносился непрерывный лай, зовущий хозяина полюбоваться на его работу. В прошедшую ночь Лютый был привязан к своей конуре, но стоило мне выйти из избы, как, вскочив и пританцовывая на задних лапах, он стал проситься в лес. Облив тазик с кашей кипятком, я вывалил застывшие глыбы перед собаками. Чага была на цепи, и я разложил перед ней замерзшую кашу так, чтобы она не смогла оттолкнуть ее цепью. Ночью прошла небольшая пороша, которую охотники называют переновкой. Но сейчас обновлять было нечего, снег все еще не выпал, хотя было уже 30 октября. В такую погоду можно было сделать много подготовительной работы. Но если после бесснежья вся отпущенная природой норма снега выпадала в короткий период, то самая продуктивная охота на соболя с собакой сокращалась до минимума…

Я набросил на плечи понягу, в которой лежала новенькая бензопила, бутылка бензина, продукты, масло, ламповое стекло и много чего еще, необходимого для первый день охоты. А кроме этого, я взял еще и то, что уже было в избе, но могло быть испорчено медведем. Поклажа оказалась непомерно тяжелой. Но хотелось предусмотреть все, и каждая вещь казалась важной. Из всего арсенала имеющегося оружия я решил взять ТОЗ-34 28-го калибра. По весу оно легче комбинированного ружья ИЖ-56 «Белка». Нетяжелые патроны и два ствола покрывали всю линейку возможных охот по пути, хотя мне частенько приходилось стрелять из него и медведей, и лосей. У меня имелись карабины Browning BAR 9,3х62, еще более мощный Antonio Zoli 9,3х74 и 12-й «магнум», но при охоте на соболя они не нужны, поэтому сегодня выбор пал на это старенькое ружье.

Только-только начинало светать, когда я спустил с поводка Лютого, взял ружье в руки (по привычке я всегда ношу его в руках) и шагнул в серый утренний лес. Местами снег полностью покрывал землю, в лесу же его хватило лишь на кроны густых деревьев. Он задерживал неясный утренний свет, и под пологом заснеженных деревьев было темно. Столь ранний выход был важен потому, что если избу разорил медведь, то до темноты у меня будет время приготовить ее к ночлегу.

Когда вышли на знакомый профиль уже рассвело. Лютый нашел соболиные следы и пытался броситься в погоню, не понимая, почему я одергиваю его. Хорошо, что не взял с собой Чагу. Они точно не дали бы дойти до избы засветло. В компании собак Лютый становился еще более горячим и практически переставал обращать внимание на уговоры. Но не успел я нарадоваться на его послушание, как следы собаки перестали попадаться на пути. Это говорило об одном – Лютый где-то в стороне взял горячий след соболя и, не дожидаясь благословения, бросился во все тяжкие. Теперь отзывать его было уже бессмысленно. И увлекшись чтением следов на свежем снегу, я даже забыл, что собака ушла.

И вдруг слева, километрах в трех, раздался его непрерывный доносчивый лай с небольшим привизгиванием. Это означало, что соболь, которого он загнал, находится на невысоком дереве и сильно будоражит его несдержанную натуру. Хорошо еще, что Лютый загнал его не сзади и теперь не надо возвращаться. Ноша уже изрядно натерла мне шею, и я начинал подумывать о том, что сахара можно было взять поменьше. Да и бензин с маслом привезти уже на снегоходе. Но ведь всегда хочется все и сразу. Вот и тяни теперь свой хомут.

К Лютому пришлось пробираться по густому ельнику, буквально продираясь сквозь колючие густые заросли, где снега не было совершенно. Когда, наконец, я вышел к собаке, то увидел, что соболь сидит на чахлой березе в тридцати метрах от громадного кедра. Увидев меня, и, судорожно переступая с ветки на ветку, зверек заурчал еще громче. Но прыгать не осмеливался: видел, что собака контролирует его со всех сторон и поблизости нет никакой растительности, уйти некуда. За счет высокой скорости Лютый частенько не оставлял соболям выбора, загоняя их на деревья, не имеющие достойных убежищ. Добыть этого не составило труда. Соболь был уже «выходной». Получив от меня пряник, Лютый еще долго не верил, что все закончилось так быстро и тыкал морду в рюкзак, сильно втягивая воздух. «Здесь он, здесь! Не беспокойся. Ешь пряник, да пошли. С такой поклажей не пособолюешь».

На профиль мы вышли в другом месте и, пройдя пару километров, я заметил след медведя, который перешел наш путь по валежине и ушел как раз в ту сторону, где мы добыли соболька. Я не обратил бы на след никакого внимания, если бы не оперся о валежину руками, когда перелезал через нее с понягой. След был не похож на те, что медведь оставляет на земле – пальцев не видно. В глаза бросилась лишь примятая переновка на стволе дерева. Хитрец! Если бы он перешел прямо по профилю, на мерзлом мху еще долго были бы видны его следы. А тут присыпит снежок бревно, и все. Идет медведь по первому снегу будто собственного следа боится. Все звери-то нормальные уже в берлоги легли. А этот, видно, сильно разборчивый оказался. Вообще место для будущей берлоги медведь выбирает заранее. И зависит это от того, какая будет зима. А если медведь пришлый, пришедший на новое место, согнанный лесными пожарами, то времени на поиски у него уходит немного. Как правило, берлогу эту сразу не заметишь, расположена она в стороне от любопытных глаз. И даже если она находится недалеко от жилья, чаще всего найти ее удается лишь случайно. Мне приходилось поднимать медведя с берлоги, который до этого ушел от собак. За ночь он снова сделал берлогу. Потом его опять подняли мои собаки, и он вновь от них ушел. И так раза четыре. Пока в последний раз я не взял собак на поводок. И когда я увидел, что медведь ковыряет землю, пробует на пригодность, вернулся и дал ему улежаться на новой берлоге.

А уже в сильный мороз мы с товарищем смогли подойти к ней вплотную. Пока я разбирал следы, смотрел, откуда пришел медведь и куда направляется, Лютый взял след и припустил за ним. До избы мы прошли уже больше половины пути, и я не знал, как поступить. Не в моих правилах бросать след медведя. Редкий случай, когда медведь дает тропить себя по снегу. Мишка шел строго на север. А это означало только одно – он идет ложиться. Но взглянув на навигатор, я увидел, что через полтора километра расположено громадное болото, которое я и пытаюсь обойти. И медведь идет в сторону моей центральной избы. Там высокие сопки. Хорошее место для берлоги. Что делать с понягой? Перейти с ней болото я не рискну. Быстро вспоминаю, что может замерзнуть и испортиться в рюкзаке: кроме двух банок молока, вроде бы нечему. Быстро сбрасываю поклажу и подвешиваю ее на приметном кедре. Сверху накрываю рюкзак дождевиком. Набиваю карманы патронами, отмечаю в GPS место, где оставил рюкзак. Пытаюсь вспомнить, все ли у меня есть для автономной охоты. Достаю еще один маток веревки – лишним не будет − вдруг придется ночевать или делать лабаз для мяса. Проверил фонарик и батарейки. Вроде бы все. Делаю все судорожно, как будто Лютый уже догнал и держит медведя. Нельзя дать ему выйти на чистое болото. Там Лютый в одиночку медведя не удержит. Вот если бы его старушка-мать была с нами…

И вдруг в глубине леса раздался истошный, но грубый лай. Стало понятно, что Лютый лает на мишку с большого расстояния. Подмерзшее покрывало леса сильно шуршало при ходьбе, и медведь знал о нашем присутствии уже после преследования соболя, если не раньше. После того как он услышал выстрел, он не пошел прямо на болото, а закружил в осиннике, где и догнал его Лютый. Медведь был чуть больше 300 кг, и тоже не спешил лезть в топкое болото. Для стрельбы его позиция в осиннике была изумительная, но я был еще на приличном расстоянии. Когда Лютый отдавал голос непрерывно, я бежал по лесу что есть сил. Перевидеть медведя в чистом осиннике − это большая удача. По голосу Лютого, я слышал, что он обходит зверя стороной и пытается отрезать от болота. Его лай становился громче. Он подступал ближе и ближе к медведю. Нужно сказать, что маленький медведь более опасен, чем большой. Он иногда гоняется за собакой, часто атакует, а крупный, уверенный в своих силах зверь, не обращает на собаку особого внимания − экономит свою энергию. Но конечно в спарринге дров наломает больше. Не только покусать, но и поломать охотника может без труда.

Видимо, медведь услышал мое сопение и топот, потому что лай стал сильнее, и стал передвигаться в глубь леса. «Давай, милый, в кедрач. Там-то мы тебя и примем. Лес там тоже разряженный, и можно без труда высмотреть зверя с большего расстояния». Но медведь знал те места лучше меня и пошел в густой ельник, лезть в который мне не очень-то хотелось. Лютый, видимо, тоже уже услышал меня и стал атаковать мишку: слышалось его недовольное мычание и резкое фырканье в сторону собаки. Это заводило пса еще больше. Он понимал, что я рядом и развязка близка. На многих охотах по медведю он раньше других собак начинал без дела дергать медведя за шерсть, проскакивая, как и его мамаша, мимо медведя на большой скорости. Но тут он был один. И все внимание медведя было обращено только на него. Небо заволокло тучами и повалил снег. Этого еще не хватало! Медведь, опустив голову, смотрел изподлобья маленькими глазами на неиствующего кобеля. Я пытался обойти ельник, но он оказался слишком протяженным. Чем дольше я шел, тем дальше уходил от медведя. Делать нечего – шагнул в ельник. Лай был такой силы, что мне казалось можно уже и прошуршать одеждой. Я слышал, как пару раз медведь взревел от болевой хватки и быстро пошел в мою сторону. «Молодец, Лютый! Давит зверя на меня. Делает все, что в его силах». Но в густом ельнике и у Лютого меньше маневра. Теперь он идет за медведем. Идет в мою сторону. Я по привычке держал пару пулевых патронов в левой руке. Но сейчас достал еще пару и зажал их зубами. Руки застыли от холода и напряжения, и хотя мороз был не очень сильный, сталь двустволки в руках без перчаток давала о себе знать. Медведь приближался, и мне оставалось только ждать. Ельник был таким мелким и таким густым, что даже с десяти метров я разглядел его с трудом. Ружье было поднято и прижато к плечу, но стоило мне нажать на курок, как Лютый, улучив момент, всадил ему хватку в бок. Прогремел выстрел, но медведь, крутанувшись, уже стоял задом ко мне. Я быстро раскрыл «тозовку» и загнал новый патрон вместо стреляного, опасаясь, что другой возможности может и не быть. Но медведь прекрасно понимал, что за спиной враг, и также быстро развернулся в мою сторону. Я не успел закрыть ружье и попятился назад. Сколько раз я сам говорил напарникам, что в таких ситуациях пятиться нельзя! С елки, которую я задел, прямо в раскрытые замки двустволки рухнул ком снега. Я дул на снег и захлопывал двустволку, но она не закрывалась! Вернее, ружье закрылось, но замок запирания на место не стал, и флажок остался в повернутом состоянии. Раз за разом я открывал и с усилием закрывал ружье, хлопая так, что чувствовал, как шейка приклада вот-вот лопнет от напряжения. Хотя произошло все это за секунды, я почему-то вспомнил, что не оставил в избе записи в дневнике, куда и на сколько ушел. Стал вспоминать, все ли успел сделать в этой жизни, что наметил. И продолжал открывать, продувать и захлопывать двустволку. Когда медведь развел лапы, выпустил когти и приготовился в следующем прыжке сгрести меня в объятья, я направил на него стволы, повернув ружье боком, чтобы при дуплете, если ружье откроется, меня не ударило гильзами, и нажал на два курка. Выстрела не прозвучало, лишь жалобно щелкнули курки. Не знал я тогда, что конструктивная особенность данного ружья не дает возможности произвести выстрел с недозакрытыми замками. «Где нож – мелькнуло в голове». Но тут Лютый поднырнул под мишку и сильно хватил его за пах. С ревом медведь развернулся и рванул за ненавистным кобелем. Ельник для собаки такое же препятствие, как и для меня, но для медведя он казался просто осокой. Он гнул его как вездеход, наваливаясь всем телом, и казалось, что не замечает препятствий. В несколько прыжков и медведь, и собака выскочили из ельника. Но лая не было слышно еще долго. Возобновился он уже на болоте, и уходил все дальше и дальше в сторону Березовой речки. А я продолжал механически закрывать и открывать злосчастное ружье. Снег валил все с большей силой. Понемногу сердцебиение затихло. Все. Все уже позади. Лишь бы теперь мой наглый спаситель не попробовал атаковать мишку в болоте. Там у него нет шансов вообще. Возвращаясь к рюкзаку, я пытался разобраться с ружьем. Снега в замках не было. Но ружье упорно не хотело закрываться. Мне казалось, что я что-то погнул. Когда подошел к дереву, на котором оставил рюкзак, я снял стволы, положил на выбрасыватель обушком нож и увидел, что выбрасыватель не заходит до конца. Снял его, и под ним увидел тончайшую пленочку спрессованного снега, напоминающую тонкий целлофан. И эта оплошность могла стоить мне жизни. Лютый остался цел. Он догнал меня уже у избушки. Изба была полностью разорена. Металлический ящик с продуктами лежал раскуроченный в ручье, пропановый баллон − в пятидесяти метрах, крыша содрана, полы подняты и вырыта яма. Но самое страшное то, что, выдрав печь, медведь сплющил оба отрезка дымоходной трубы так, как будто их раскатали валиками. Мишку этого я позже нашел. И провел на него удачную охоту в конце зимы. Но это уже другая история.

Александр Макаров. Художник Вадим Горбатов. Журнал "Охотничий Двор" (Февраль 2011)

Оставить комментарий