03.08.2009 | Ружье для Брежнева

У меня есть друг, оружейный мастер. Мастер он от Бога, руки золотые. Лучшего знатока оружия я не встречал. Двустволки любит старые, автоматы — новые. Договорились мы как-то ехать смотреть «Голланд», один дед продавал.

У меня есть друг, оружейный мастер. Мастер он от Бога , руки золотые. Лучшего знатока оружия я не встречал. Двустволки любит старые, автоматы — новые. Договорились мы как-то ехать смотреть «Голланд», один дед продавал.

Приезжаю вечером к другу на работу, он собирается: «Погоди, переоденусь и едем». Сижу, жду, выходит. Батюшки-светы, вот это да! Чёрный морской мундир, полковничьи погоны с красными просветами, на рукаве шеврон морской пехоты.

— Слушай, что за маскарад? Машет рукой:

— Пошли, пошли, в машине расскажу.

Рассказ его обильно пересыпался междометиями и идиомами, их я опускаю. «На той неделе закрываю вечером мастерскую, вдруг в дверях мужик в дублёночке, с футляром. Я ему:

— Мастерская закрыта, приходите завтра. Он в ответ:

— Я личный адъютант Генсека полковник такой-то.

— Кого адъютант?

— Генерального секретаря КПСС товарища Брежнева.

И корочки мне в нос — Комитет госбезопасности. Делать нечего, заходим:

— Что случилось?

— Понимаете, были в Завидове, убили кабана. Приехали в Москву, Леонид Ильич ставит ружьё в пирамиду — левый курок не спускается. Любимое ружьё, подарок Хоннекера. Генсек очень расстроен.

Открывает футляр, вытаскивает. Знакомое дело: завод имени Эрнста Тельмана, машинная гравировка, разные олени-медведи, сверху хром. Орех принудительной сушки лаком намазан, как соплями.

Всё блестит и сверкает, современная дешёвка. Ну и Хоннекер! Всё это я, конечно, про себя. Думаю — что могло приключиться? Скорее всего дрянное дерево разбухло и зажало изнутри курок.

— Ружьё намокало?

— Так точно, в Завидове шел снег.

— Мне надо его разобрать.

— Извините, я должен присутствовать и видеть.

Развинтил, снял колодку — так и есть, щёчки изнутри коробленные. Снаружи-то лак бронёй, вот и попёрло внутрь. Полукруглой стамеской пошире — раз-раз, по стружке снял, кинул масла, собрал. Порядок, всё в ажуре.

— Сколько я вам должен?

— Ничего вы мне не должны. Передайте Леониду Ильичу — ружьё в порядке, ни пуха ему, ни пера.

— Может, есть какие личные пожелания?

— Передайте Генсеку, что я желаю ему здоровья и успехов. Лично для меня, спасибо, ничего не надо.

Назавтра я с утра заруливаю к мастерской, вижу: стоит чёрный «членовоз», и этот полковник вчерашний сидит на лавке, в форме. У меня сердце упало — не дай Бог, что стряслось! Выскакиваю из машины, он навстречу:

— Не волнуйтесь, всё в порядке. Леонид Ильич был очень рад, до полуночи играл с ружьём, всё вас хвалил: «Какой мастер! За пять минут сделал!» Потом говорит: «Всё-таки ты мне врёшь. Не может быть, чтобы такому мастеру ничего не нужно. Завтра утром езжай, узнай и доложи — может, с квартирой помочь надо или с машиной, или что с работой?» Вот я и приехал.

— Спасибо, — говорю, — мне действительно ничего не нужно. Квартира у меня большая, машина новая, заработки хорошие, работу я очень люблю. Так что не тратьте казённое время.

— Вы, видимо, не очень понимаете мои обязанности. Я личный порученец Генерального секретаря, выполняю его личные поручения, это и есть моя работа. Для служебных есть другие адъютанты. Вот, к примеру, бреют Леонида Ильича утром. Он спрашивает парикмахера: «Что тебе надо?» Тот просит прописать в Москву троюродного племянника. Генсек мне: «Сделай!». Я делаю. И так всё время. Так что передать товарищу Брежневу?

— Передайте Леониду Ильичу, что я желаю ему крепкого здоровья и успехов в руководстве страной. Ну, а уж мы за ним, как за каменной стеной. Извините, мне надо работать.

В обед опять припёрся. Чувствую — достаёт меня мужик. Он, видать, тоже не дурак, тоже сечёт, говорит быстро: «Извините, фотография ваша есть?» Вытаскиваю из стола, он молча взял, козырнул, «кругом» — и укатил.
К концу дня является опять, со здоровым свёртком. Меня от него уже трясёт.

— Я доложил Генеральному секретарю. «Чудной какой-то, — говорит, — ничего ему не нужно». Потом спросил, какое у вас воинское звание. Как услышал, что вы всего-то капитан, обрадовался: «Нет, такой мастер не должен оставаться капитаном. Надо ему полковника присвоить. Делай, я всё подпишу». Я сделал. Вот документы, обмундирование и всё прочее.

Я стою, как во сне, корочки листаю. Всё верно — моя фотография, фамилия, «полковник». Только и спросил, как дурак:

— Почему морской пехоты?

— Сегодня пятница, короткий день. Застал знакомых только в ВМФ, а Генсек ясно приказал — присвоить звание полковника. Вы не лётчик и не врач. Какого же ещё «полковника» я мог придумать на флоте?

— Вот, теперь ношу, ГАИ меньше цепляется, — закончил мой друг».

Я слушал рассказ, смешно было и грустно. Без сомнения, порученец исполнял свои обязанности исправно и даже с блеском, но почему-то вспомнился другой порученец, давно покойный. На его могиле странная для многих надпись: «Погиб в бою с частями Советской Армии… 1953 г.».

Летом: 53-го, в Подмосковье, он, полковник МГБ, до конца выполнил свои обязанности, защищая вместе с охраной госдачу Хозяина от штурмующих армейских частей. Наверно, отлично понимал, что силы слишком не равны и шансов нет никаких: не убьют сегодня, так расстреляют завтра. Очень уж много личных поручений было с блеском выполнено. Хреновая должность.

Андрей Вирта

pro-men.ru

Оставить комментарий