17.05.2011 | Охотники и… охотники
|
У иностранцев очень трепетное отношение к добытому глухарю, несравнимое с отношением к другим трофеям нашей полосы. Возможно, потому, что глухари в Европе очень редки и к добыче мало кому доступны. Но ни тетерев, ни вальдшнеп, ни другая добыча не вызывают счастья в глазах крепких, закаленных жизнью мужчин. А пара километров по белорусским болотам по воздействию на французов оказываются сильнее, чем 15 км по африканским пустыням...
|
Пьер приехал из Франции на глухаря, имея пятьдесят процентов слуха на правом ухе, и тридцать - на левом. То есть преимуществ перед глухарями у него было немного. Охота пришлась на православную Пасху, поэтому все хозяйства, а их по глухарю в Беларуси работает немного, отказались принимать - Праздник! Воспитанный в духе марксизма-ленинизма, я не страдал особой набожностью, и согласился на уговоры представителя турфирмы принять клиента в неудобный срок. Переводчика по той же причине не нашли. Пришлось мне самому поднапрячься с английским, которым Пьер, как истинный бизнесмен, владел.
Оставлять одного клиента, имевшего небольшой рост и субтильное телосложение, в охотничьем домике я не решился и составил ему компанию на период тура. В первый же вечер он с удовольствием показал мне фотоальбом, в котором в большом количестве были запечатлены трофеи африканских охот. Многочисленные антилопы соседствовали с буйволами, леопардами, львами, слонами, и почти одинакового размера, метров шести, жирафом и крокодилом. Пьер ездил в Африку уже лет десять подряд. Оказалось, слух он потерял именно там, из-за выстрелов оружия больших калибров. Увлеченно, с видимым удовольствием, он рассказывал о трудностях охот, жаре, жажде, непроходимых кустарниках, змеях, пауках и прочей нечисти.
Рано утром выехали на охоту. Обычно на Пасху стоит теплая умиротворенная погода, с мягким ласковым солнышком и гудением первых пчел. Словно решив наказать за святотатство - охоту в великий Праздник, рассвирепевший ветер нагнал тяжелых настывших туч с севера, обрушивших на нас плотную снежную круговерть. На току, под завыванье ветра в кронах сосен, в голове заезженной пластинкой звучали строчки великого потомка русского арапа Петра: "Буря мглою небо кроет". Ни о каком подскоке под удивительную глухариную песню речи быть не могло. Просто нужно было занять утро. Приехал человек издалека на охоту, значит, будем охотиться.
Я бродил по току, делал вид, что прислушиваюсь, ожидая, когда рассветет и можно будет с чувством выполненного долга возвращаться на базу. И вдруг, в секунды некоторого затишья показалось, что над головой прозвучало хлопанье крыльев. Вскинув бинокль, я действительно разглядел силуэт глухаря, сидящего на вершине небольшой сосенки, метрах в десяти над нами. Ухватив Пьера за рукав, я указал ему направление, и прошептал: "Капокеллер!" - глухарь по-английски. Пьер с минуту высматривал цель в свой бинокль, потом поднял ружье и выстрелил. Птица комом упала на землю. Моей радости не было предела. В такую погоду добыть глухаря! Ай да Саша, ай да молодец. Всем нос утер!
Каково же было мое разочарование, когда, подняв глухаря с земли, я обнаружил, что это молодой петушок, у которого вместо хвоста, основного трофея этой птицы, был какой-то жалкий обрубок - не вырос еще. Но огорчать клиента я не мог и не хотел, и с жаром начал поздравлять его с добычей прекрасного трофея. Пьер выглядел очень довольным, крепко жал мне руку и порывался обнять.
По дороге на базу он завел речь о тетеревах, которые входили в рекламный пакет турфирмы. У егерей было на примете несколько тетеревиных токов, но если погода не изменится, добыть птиц будет большой проблемой. Сильный ветер гнал по разомлевшей от весеннего тепла земле снежные россыпи, которые летели вперемежку с дождем из низких тяжелых туч. Однако я не стал разочаровывать француза, и пообещал, что утром мы поедем на тетеревов.
На базе я вновь рассмотрел добытую птицу и еще больше расстроился. Трофей был совсем никудышный. Егеря, предупрежденные мной, поздравляли Пьера, сдерживая улыбки. Особенно нахваливали великолепный хвост - опахало: "Как у павлина!" Я украдкой показывал кулак, строил страшные гримасы, а для себя решил, что если Пьер начнет расстраиваться, предложу стрельнуть еще одного глухаря - лицензии были.
Утро провели в продуваемом пронзительно холодным ветром шалаше, в мучительном ожидании, когда же можно будет возвращаться на базу, не теряя друг перед другом лица. Тетерева не подозревали о нашем присутствии, поэтому не прилетели. В рассветных сумерках, едва не касаясь крыльями верхушки шалаша, с громким гоготом протянул в сторону картофельного поля табун гуменников, несколько скрасив наше одиночество. Оставшийся после уборки картофель, прихваченный зимними морозами, очень нравился гусям, которых проказы погоды, казалось, нисколько не трогали.
К вечеру ветер стих, застенчиво проглянуло солнышко. Потеплело. На закате выехали на вальдшнепиную тягу, проходившую над старым зарастающим сенокосом. Птицы летали часто и низко, но ни одну Пьеру сбить не удалось. Из-за глухоты он не слышал "хорканье" приближающегося вальдшнепа, и мне приходилось разворачивать его за рукав в нужном направлении. Стрельба навскидку не удалась, и мы вернулись на базу без трофеев.
Вечером во время ужина, прервав воспоминания Пьера об африканских приключениях, прозвучал телефонный звонок. Молодой, не опытный, но очень старательный егерь Паша предложил утром сходить на тетеревиный ток.
- Владимирович, - волновался он, - ток очень хороший, петухов штук пятнадцать, все болото гудит, шалаш я поставил!
- Ток на болоте?
- Да, у Черного озера, но воды не много, я в коротких сапогах проходил.
- Сколько до него идти?
- Если по короткой дороге, через болото, то минут пятнадцать, а по окружной - минут сорок-пятьдесят.
- А найдешь короткую дорогу через болото в темноте?
- Попробую.
- Нет, Паша, так не пойдет. Если не уверен - лучше пойдем вокруг. А то будем партизанить среди топей, француз не поймет, ему через три дня улетать. Выезжаем в три ночи, смотри не проспи. Встречаемся на Кулаковской развилке.
- Пьер, - обратился я к французу. - Егерь нашел хороший тетеревиный ток, только нужно идти пару километров по болоту. Болото не топкое, верховое, не провалимся. Сможешь?
- Конечно, Саша, - улыбнулся Пьер. - В Африке я по двенадцать-пятнадцать километров проходил. Жара сорок градусов, пекло, тени нет, колючие кустарники, иногда только на коленях можно продраться. Воды выпивал по пять литров. А тут, каких-то два километра. Пройду.
Утро выдалось звездное с легким морозцем. Однако пока ехали - весенняя погода неустойчива, налетела туча и пролилась частым, с крупными тяжелыми каплями дождем. На повороте забрали промокшего, замерзшего Пашу. Через пару километров оставили УАЗик на опушке и, подсвечивая себе под ноги фонариками, двинулись через захламленный упавшими деревьями, затихший после дождя лес. Вскоре колонны бора сменились чахлыми сосенками, под ногами зачавкало. Болото. Едва различимая тропинка вилась во мху среди низкорослых деревцев, которые обдавали нас холодным душем дождевых капель. Шли медленно. Метров через триста Пьер остановился, и прислонился к стволу деревца.
- Далеко еще? - задыхающимся голосом спросил он.
- Километра полтора. Тяжело?
Француз не ответил, повернулся и пошел вслед за Пашей. Метров через двести справа открылась гладь Черного озера. Тропинка пошла вдоль его берега. Временами мох под ногами колыхался, уходил в воду, становилось немного не по себе от сознания, что под тонким переплетением растений - бездна. Еще метров через двести Пьер ухватился за сосенку и сказал:
- Я дальше не пойду!
- Как не пойдешь, - не понял я. - Еще с километр до тока.
- Я не могу идти, мы уже прошли километров пять, у меня нет сил, и вообще, мне надо что-нибудь съесть, а то я умру!
- Где же я тебе еды возьму?
- Если я не съем, что-нибудь, то умру - у меня болезнь.
- Что же ты вечером об этом не сказал?
- Я не думал, что нам столько идти придется!
Вот тебе и пятнадцать километров через африканские заросли!
- Паша, - в отчаянии спросил я у егеря. - У тебя есть что-нибудь из еды? Клиент сейчас загнется!
- Две конфетки и яйцо пасхальное!
- Доставай!
Я отдал французу яйцо и одну конфетку, оставив вторую на обратный путь.
- Пьер, - взмолился я, после того как француз закончил трапезу. - Давай потихоньку пойдем дальше, немного осталось. В шалаше отдохнем.
Он обреченно кивнул. Я забрал у Пьера ружье, Паша рюкзачок, и мы, часто останавливаясь, двинулись дальше. Минут через тридцать, когда видимость на болоте увеличилась метров до сорока, мы добрели до шалаша. Он представлял собой каркас из толстых сосновых сучьев, покрытых редким лапником. Кое-как устроившись на узких мокрых жердочках, с ногами по щиколотку в воде, мы затихли в ожидании начала тока. Паша, пожелав нам "ни пуха, ни пера", скрылся среди деревьев.
Капли, оставшиеся от ночного дождя, периодически падали с веток за воротник, не давая заснуть. Как обычно, на рассвете похолодало. Легкий морозный ветерок с настойчивым любопытством проверял, во что мы одеты. Меня начала бить дрожь. Вдруг Пьер перестал хлюпать носом и громко сказал:
- Если тетерева не запоют, я твоего егеря застрелю!
Переварив услышанное, весь на нервах, я ответил:
- Пьер, я помогу тебе сделать из него чучело!
Француз как в сук влепил! Тетерева не только не запели, но даже и не прилетели! Вообще не запела ни одна птаха! Ни синички, ни журавли! Лишь высоко в прозрачно-голубом небе гонялись друг за другом и весело переговаривались два ворона. Может, нас обсуждали?
Дождевые капли, прихваченные утренним морозом, словно хрустальные украшения висели на сучьях, причудливо сверкая в лучах взошедшего солнца. Вода на болоте покрылась тонким стеклом льда, который с легким шелестом рассыпался под сапогами. Выходили из болота напрямик, с частыми остановками. Оказалось, у Пьера были проблемы еще и со спиной. Он подолгу стоял, прислонившись к стволам кривоватых сосенок, тяжело дыша и что-то бормоча по-французски. Когда под ногами болотный мох сменился опавшей сосновой иглицей на сухой земле, француз, рухнул на белую простыню инея, и застонал.
- Он, что, умирает? - испуганно спросил Паша.
- Да, Паша, и ты тому виной. Будешь родственникам во Францию пенсию выплачивать.
Полежав на земле, Пьер тяжело, с кряхтением поднялся и потом злым голосом выдал речь, из которой выходило, что мы с Пашей специально вели его ночью через болото длинной дорогой, чтобы он устал и ничего не добыл. Объяснять французу опасность хождения через болото напрямик в темноте я не стал.
Вечером Пьер, разглядывая фотографии в привезенном мной альбоме, запечатлевшие трофеи его предшественников, добытые у нас в охотхозяйстве, обратил внимание на размер хвостов глухарей, и с недоумением спросил, почему у его трофея он такой маленький. После моих несколько путанных и невнятных объяснений, упоминаний о потеплении климата и его влиянии на размер хвоста, он согласился добыть еще одного глухаря. Охота прошла в классическом стиле, со строгим соблюдением ритуалов. За руку, как ребенка, я подвел его к поющему на фоне зари петуху метров на пятнадцать, указал сук на котором проходило выступление певца, и после долгого разглядывания в бинокль размера хвоста Пьер выстрелом прервал концерт. Радости его не было предела. Он то обнимал меня, то жал руку, то хлопал по плечу, что-то говоря по-французски. По дороге на базу он торжественно произнес:
- Саша, я привезу к тебе на глухаря своего друга, с которым мы давно вместе охотимся в Африке. Он вообще ничего не слышит!
Обычно иностранные охотники увозят с собой только те трофеи, которые добыли лично. Хотя и у этого правила бывают нередкие исключения.
Жан и Жак приехали из Франции на глухарей в конце апреля. О зиме уже ничего не напоминало. Стояла тихая теплая погода. На березе лист был с три копейки. В Белоруссии ток в это время обычно заканчивается, хотя однажды я добыл глухаря накануне Дня Победы. Именно поэтому, а еще из правила - "Никогда не отказываться от клиентов", я согласился на просьбу Минска организовать тур. Друзья-французы были одного возраста, одинаково плотного сложения, лет сорока пяти, веселые, жизнерадостные, очень дружелюбные. Я не стал их разочаровывать упоминанием о неудачно выбранном времени приезда и уверил, что все должно быть хорошо. Жан был опытным охотником, с двадцатилетним стажем, правда, в основном на уток и гусей. Его мастерство я оценил дня через три, когда мы поехали на систему мелиоративных каналов и он, без всякого манка, только голосом, сумел развернуть улетающую стайку уток, по которой только что отдуплетился, и снова выстрелить. Жак охотиться начал лишь в прошлом году, и друг постоянно добродушно подшучивал над его неопытностью.
Можете представить мое отчаяние, когда в первое же утро, с отличной погодой, оба француза мажут по глухарям! Мажут вчистую! Жан, которого подводил я - метров с десяти, а Жак, сопровождаемый егерем Николаем - с пятнадцати! На французов было жалко смотреть, особенно на Жана. Охотник с двадцатилетним стажем, сбивший полторы тысячи уток, почти всех влет, промазал с десяти метров по птице, размером с гуся, сидящей на дереве. И это после классического, под песню, подхода! С замиранием на одной ноге в перемолчках, с мучительным пятнадцатиминутным ожиданием, когда глухарь, уловив предательский треск сучка под ногой Жана замолк, и мы оба, я на русском, а Жан, я уверен, на французском, просили Господа о снисхождении. Выпросили, глухарь снова запел. И тут промах!
Три дня французы были в трауре. Не помогли ни королевские выстрелы по вальдшнепам, когда птицы падали к ногам охотников, ни добытые расписные красавцы селезни и иссине-черные, краснобровые косачи, с великолепными лирами хвостов. Святой Хуберт, покровитель европейских охотников, решив, что он свое дело сделал - шанс предоставил, отвернулся от французов, занявшись другими охотниками. Все попытки подойти к глухарям были неудачны. То пройдет веселый весенний дождик, и глухари сидят молча. То во время подхода, между охотниками и птицей усядется дятел, и начнет морзянкой по сухой ветке дерева отстукивать какое-то важное сообщение для обитателей леса, заглушая и так, еле слышную в бурном птичьем щебетании глухариную песню. То кукушка рядом начнет отсчет оставшихся нам лет жизни, обещая бессмертие. Вечера мы проводили на токах, стараясь угадать на какое дерево усядется петух, в надежде на досягаемость для ружья. Все безрезультатно.
В последний вечер Жак с Николаем привезли глухаря. Войдя в дом, Жак, ни слова не говоря, бросил на пол шляпу и пустился по-русски вприсядку, что-то радостно выкрикивая. Жан, увидев красавца петуха, пожал другу руку и вышел на улицу. Его долго не было. Вернувшись, он отозвал меня в сторону и сказал:
- Саша, что хочешь делай, звони всем своим егерям, пусть утром едут на тока, и добывают глухаря! Если добудут несколько - заплачу за всех, а возьму одного. Я не могу вернуться во Францию без трофея! Это будет мое Ватерлоо! Ты пойми, я ведь к глухарю подошел! Я ведь в него стрелял! Охота состоялась, но нужен трофей! Меня ведь на Родине засмеют! Зеленый новичок вернулся с добычей, а опытный охотник - с пустыми руками!
На такую пламенную, страстную мольбу я мог ответить только согласием. Созвонившись с егерями, я объяснил ситуацию, и разрешил добычу глухаря. После ужина ко мне подошел Николай и, сдерживая улыбку, рассказал, что добыл глухаря не Жак, а он.
- Понимаешь, Владимирович, все обеспечил, дерево угадал, глухарь прилетел, еще светло было, а он стрельнул и промазал! Метров с двадцати спуделял! Глухарь сидит после выстрела на ветке, головой крутит, не поймет, что за гром средь ясного неба. А француз на него смотрит и чего-то ждет, вторым не стреляет. Тут уж я не выдержал, выхватил у него ружье и сам ударил. Петух об землю, а Жак на меня, чуть ни с кулаками, зачем, мол, стрелял. А я ему на пальцах объясняю, показываю: "Это ты глухаря добыл. Я стрелял только, чтобы птица в ветках не застряла, высоко лезть!" Не знаю, поверил, нет, но по дороге успокоился, просил об этом никому не рассказывать.
Подивившись смекалке егеря, я поблагодарил Николая: все-таки начало положено. Утро выдалось пасмурное, теплое и безветренное. Отправив Жана с егерем на тетеревиный ток, чтобы не мешал, я развез двух егерей на глухариные тока и быстро (уже светало) помчался на место, на котором в разгар токовища пело восемь петухов. Гнал с максимальной скоростью, насколько позволяла извилистая лесная дорога, чуть мосты у "Нивы" не поотрывал. Бросив машину у края тока, бегом рванул к его центру, иногда останавливаясь, чтобы послушать. Лесная тропинка, ватным слоем мха гасила звук шагов. Рассвело. Птицы уже щебетали вовсю. Совсем рядом, в болоте, протрубили гимн Солнцу журавли. Глухари молчали! Я чутко вслушивался в птичий гомон, в надежде разобрать в нем те необычные звуки, которые с трудом можно назвать песней глухаря, но безрезультатно. Пройдя еще метров сто вглубь болота, я вдруг услышал обрывок точения. Постоял немного, убедился - поет глухарь! Ура! Теперь дело техники.
За свою охотничью бытность я добыл на токах не один десяток глухарей, в основном на Севере и в Сибири. В Белоруссии только подводил к ним клиентов, что гораздо сложнее и приятнее. Самому жалко стрелять такую птицу. Но в этот раз нужно было это сделать, чтобы предотвратить Ватерлоо. Войдя в ритм песни, я делал по шесть-семь широких шагов (с клиентом обычно один, редко два), и вскоре был недалеко от поющего петуха. Токовал глухарь уже на земле. По павлиньи развернув великолепное опахало хвоста, он важно расхаживал по мху между чахлыми сосенками, во время точения подпрыгивая и громко хлопая крыльями. Не имея времени любоваться этим, воистину завораживающим зрелищем, петух мог закончить пение в любой момент, я подскакал к нему метров на двадцать и под звуки точения, в роковые секунды глухоты, за которые птица и получила свое название, выстрелил.
Это был крупный старый глухарь. Пробормотав над ним слова прощения, я бегом вернулся к автомобилю и, как на крыльях полетел к егерям. Сергею и Васе добыть трофеи не удалось, и они были очень довольны моей удаче. Забрав их, я помчался к месту встречи с Жаном. По дороге договорились, сразу о глухаре не говорить, устроить сюрприз.
Минут через десять после нашего приезда к перекрестку подъехали Жан и Дима. Выбравшись из автомобиля, Жан сразу же бросил вопрошающий взгляд в мою сторону, однако я, не обращая на него внимания, начал расспрашивать егеря о тетеревином токе. Тот пожаловался, что петухов прилетело мало, и токовали они вразнобой, далеко от шалаша. Жан, понурив голову, усталыми шаркающими шагами, двинулся к "ниве".
- Жан, - окликнул я его. - Клади ружье в багажник, чтобы в салоне не мешало.
Француз, не глядя на меня, кивнул и подошел к машине. Я поднял крышку багажника и взору Жана открылся специально выложенный, с раскрытым веером хвоста, глухарь. Этот момент я буду помнить всю жизнь. Старый усталый человек, с изможденным лицом вдруг на глазах начал молодеть! Распрямилась спина, развернулись плечи, засверкали глаза, губы растянула счастливая улыбка. Громкий крик радости огласил окрестности и покатился многократным эхом по опушке леса. Я чуть не задохнулся в благодарных объятьях. Потом Жан бережно взял в руки глухаря и, что-то прошептав, поцеловал. Ватерлоо обернулось Аустерлицким триумфом!
Вообще к добытому глухарю у иностранцев отношение очень трепетное, несравнимое с отношением к другим трофеям животных, обитающих в Белоруссии. На мой взгляд, это связано с одной стороны с тем, что глухари в Европе очень редки и к добыче мало кому доступны. С другой стороны, сливаются воедино празднующая победу Весна, с ее пробуждением жизни, раннее утро на болоте среди глухого леса, с дурманящим ароматом багульника, трубными криками журавлей и сплошным гулом страстного тетеревиного бормотания, ощущение соприкосновения с дикой природой и трудность самого подхода к этой древней птице, когда любая неосторожность, небрежность, оборачивается досадным провалом.
Я видел глаза, полные слез у крепких, закаленных жизнью мужчин, глядящих вслед глухарю, снявшемуся с ветки сосны метрах в двадцати от нас, из-за так не вовремя треснувшего под ногой сучка. Сколько отчаяния и страдания было на их лицах! И как светились они неподдельной радостью, когда, опустившись на колени перед лежащей на болотном мхе птицей, дрожащими руками гладили ее дымчатые перья, разворачивали веер хвоста, бережно приподнимали тяжелую краснобровую голову с орлиным клювом! Губы шептали слова благодарности и прощения, из-под одежды доставались и со словами молитв целовались крестики с распятием. В такие моменты я был счастлив вместе с ними.
Александр Шестак, ohotniki.com
Другие статьи на ту же тему:
««« Все статьи об Охоте и Рыбалке
Оставить комментарий
Для того чтобы оставить комментарий войдите через социальный сервис.
|
.gif){kind=small}
.gif){kind=small}
.gif){kind=small}
