27.12.2011 | Уникальная коллекция птиц из Иркутска
Иркутянка Светлана Третьякова единственная в мире собирает фарфоровых птиц. Более 500 пернатых в ее коллекции, и она продолжает пополняться. В фарфоровых птичках-невеличках, что поселились в иркутской коллекции, — судьбы государств и людей. Теперь ее коллекция выставлена в Усадьбе Сукачева. Коллекционер мечтает, чтобы в Иркутске появился свой музей и памятник птице.
Около 30 лет Светлана Третьякова собирает птиц — фарфоровых, хрупких, расписных. 500 скульптурок со всего мира — радость и забота коллекционера. Дома хранить экспонаты сложно, признается иркутянка. Поэтому когда многочисленную «стаю» выставили в «Усадьбе Сукачева», обрадовалась. Она мечтает, чтобы в Иркутске появился свой музей и памятник птице. «Пернатые учат меня мужеству жить на суровой сибирской земле, — признается Светлана. — Несмотря на лишения, они не покидают неласковую родину, а могли бы — ведь у них есть крылья...».
Светлана Третьякова начала коллекционировать фарфоровых птичек около 30 лет назад, но свою многочисленную «стаю» на обозрение иркутян выставила впервые
Композицию «Птицелов» изготовили в городе, который был полностью разрушен во время Второй мировой войны, — Дрездене. А скульптурка, пережив бомбежки и разруху, сохранилась... Так же, как и доблокадные ленинградские птицы.
Немецкий и датский фарфор отличается филигранной точностью исполнения: и в скульптуре, и в раскраске снегири как живые: вот-вот защебечут и полетят
«Сокол» Сотникова завоевал гран-при в Брюсселе в 1958 году и стал символом Дулева
Мастер вдохнул жизнь в фарфоровую ласточку и ее птенцов
Первый — свиристель
Светлана Третьякова — северянка, родом из Усть-Кута, и помнит, как в пятидесятиградусную стужу у нее на глазах бедные птахи замерзали прямо на лету, падали под ноги. С тех пор она сочувствует птицам всей душой. — В условиях Сибири из десяти птиц до весны доживает одна. Человеку только шаг сделать — чтобы спасти этот мир, хотя бы покормить, — говорит Светлана.
За тридцать лет она приютила у себя более 500 птиц. Сделанные из нежнейшего фарфора, эти птички «слетелись» со всего света. Первая птаха была с берегов Невы — свиристель с рыжим задорным хохолком.
— Это птица Ленинградского фарфорового завода имени Ломоносова, одного из старейших в России, — рассказывает Светлана. — Он возник в 1744 году, во времена дочери Петра Елизаветы, и был четвертым среди европейских мануфактур, выпускающих фарфор. В эпоху Советского Союза его переменовали в Ленинградский, затем вернули историческое название — Императорский.
— Свиристель, правда, красивый, веселый, — любуется Светлана экспонатом, с которого все началось. — Жбанов и Веселов — художник и скульптор — трудились над ним и другими птицами в Ленинграде. Малиновка, горихвостка, длиннохвостая синица, чибис, крапивничек — вот такое пернатое семейство. По мере того как они появлялись в моей коллекции, возник вопрос: каких же вообще птиц выпускает Ломоносовский? При поездке в северную столицу я посетила предприятие, музей фарфора при нем и докупила недостающих птичек. А когда пташки Ленинградского завода были «исчерпаны», то возникли пернатые и Дулева, и завода Вербилки, и украинский, и белорусский, и латвийский, и грузинский фарфор. Сейчас коллекция Светланы Третьяковой так разрослась, что достигла не просто европейских — мировых масштабов. У нее «гнездятся» птицы из Франции, Испании, Германии, Румынии, Венгрии, Италии, есть птахи Бразилии, США, Уругвая, пернатые Азии — из Тайваня, Японии, Китая, даже Северной Кореи.
Где живет зеленая сорока?
На стеклянных витринах не птичий переполох — строгий порядок. Замерли вороны и ласточки, попугаи и петушки, у каждой скульптурки — своя история. — Если говорить о Ломоносовском фарфоровом заводе — это самая обширная часть коллекции, невольно обращаешь внимание на птичек 1940-х годов выпуска, — мы останавливаемся у одной из витрин. — В то время выпускался фарфор невысокого качества, но использовался ручной труд и раскрашены птицы вручную. Но не этим даже они ценны — это доблокадные птахи. Живы ли мастера, что их выпускали, завода, перенесшего 900-дневную блокаду, остается загадкой и волнует. А сами птички передают энергетику безмятежных довоенных лет...
Или дулевский «Сокол» — фурор советских фарфористов, про него нельзя не сказать. В 1958 году работа художника Сотникова получила гран-при в Брюсселе. Приезжали мастера из Франции, Испании, Бельгии — самые знаменитые, а наш, из СССР, занял первое место. За то, что в фарфоре он сумел воплотить динамику и эмоции — чего не происходило раньше. До Сотникова фарфор был достаточно статичен — что-то стоящее на комоде, неподвижное, демонстрирующее себя. Мастер вдохнул в материал жизнь — птица сидит вполоборота, как будто сейчас взлетит. Сокол впоследствии стал эмблемой Дулева — знаменитого московского фарфорового завода. Любимые для Светланы — датские птичьи скульптурки, немецкие снегири — ее гордость.
— Датчанин Даль Йенсен за фотографической точностью стремится передать характер птички, — показывает на фигурки Светлана. — Совсем другой стиль, нежели отечественный, очень узнаваемый: плавность линий, размытые краски, нет четких обрисованных контуров. Даль Йенсен творил до 60-х годов ХХ века, и по моделям этого мастера до сих пор продолжают выпускать птиц.
Германия — царство фарфора. Благодаря своему национальному характеру, точности рецептуры и четкости выполнения действий, немецкие мастера достигли необычайных высот. Немцы — непревзойденные в кружевной технике, где много мелких деталей. Птичьи скульптурки, тарелки, вазы баварские с изображениями пернатых как бы светятся изнутри — такой эффект появляется при высокой температуре обжига в 1200 градусов, фарфор становится стекловидным, звенящим, приходит прозрачность красок. Краски применяются специальные, чаще всего природные. При обжиге они меняют цвет — это тоже учитываются.
— Когда занимаешься чем-то увлеченно, то расширяется сфера знаний, — объясняет Светлана свою осведомленность. — Пришлось освоить понятие фарфорового дела, имена мастеров, которые работали на заводах, историю открытия знаменитых мануфактур. И, конечно, изучить орнитологию — чтобы различать породы птиц, которые я приобрела в свою коллекцию. Купила орнитологической словарь, улыбается она, познакомилась с известными иркутскими орнитологами.
Кстати, птичий мир, хотя и фарфоровый, но живет по законам природы. — Птицы наших фарфористов — это пернатые России, — замечает Светлана. — Ломоносовскому заводу и в голову не придет колибри выпускать. А в США, где эти мелкие птахи водятся на всем континенте, вплоть до Аляски, — в фарфоре их можно встретить очень часто. В Тайване, Таиланде, Китае обитают безумно яркие птицы — в силу того, что там природный пигмент насыщенный, жгучий. Я думала, они перебарщивают с красками, используют какие-то неестественные тона, но посмотрела в орнитологическом справочнике и убедилась: в природе пернатые точно такие. Сорока зеленая, как на экспонате, овсянка, крапивник тоже... Пестрые попугаи — из Бразилии. В Японии свой стиль росписи, павлины, жар-птицы — в Стране Восходящего Солнца верят в сказку.
Птичьи истории
В фарфоровых птичках-невеличках, что поселились в иркутской коллекции, — судьбы государств и людей. Эти экспонаты пережили смуты, революции, войны. Они преодолели десятки границ и теперь оказались на витринах сибирского музея.
— Скульптурка «Птицелов» сделана в Дрездене, довоенная, — делится Светлана. — Понятно, что во время Второй мировой войны Дрезден был полностью разрушен, а фигурка каким-то образом уцелела. Она изображает птицелова и отражает ту эпоху великих географических открытий, когда было очень модно, как признак достатка, держать птиц в клетках.
А вот невзрачная перепелка — горчичница: открывается головка — внутри ложечка. Германия, середина 19 века. Вероятно, эта горчичница хранилась в семье какого-то добропорядочного бюргера, служила верой-правдой. Птичья фигурка вынесла правление Отто Бисмарка, возвышение и разгром Германии, раздел и объединение страны. А на ней нет ни одной царапинки. Ну как? Ко мне она попала пять лет назад через Чехию — из богемской части Германии, вошедшую в Чехословакию после войны. Так перепелка стала жить в социалистическом государстве. Что она перенесла вместе со своими хозяевами?
— Представляете, какие руки держали эту птичку? — спрашивает Светлана. — Когда думаю об этом — для меня всегда потрясение... Горькими свидетелями советской и сибирской истории стали и птички, сделанные в Хайте. Они нашли свое место в коллекции. Но уже нет ни страны СССР, ни завода, где их отлили.
— Наша Хайта отличалась белоснежным фарфором, — обращает внимание Светлана. — Мне передавали такую легенду, что на одном из съездов фарфористов сибиряки поспорили, чуть не с рукоприкладством, с дулевцами о том, что хайтинский фарфор намногое белее, чем дулевский. Действительно, Хайта знаменита своей белизной, прозрачностью. К сожалению, завод в Мишелевке не перенес перестройку и прекратил свое существование. Нам остались на память штоф «Сокол» и «Журавли» Галаганова — хайтинские птички.
* * *
Птица — не только мечта человека о полете, о возвышенном, не просто символ свободы, но и верности родине.
— У птицы есть крылья, и она может полететь куда угодно. Но, несмотря на суровую жизнь, тяготы, остается в родных местах, — считает Светлана. Коллекционер мечтает о том, чтобы в Иркутске появился музей и памятник пернатым.