15.04.2010 | Перепелки и охота "криковыми перепелами"

Трактуя о перепелках, г. Вавилов в своей книге “Охота в России” говорит, что “у перепелок самка от самца отличается” будто бы “тем, что у нее все цвета бледные”.

Это сущий вздор: самки перепелок очень характеристично отличаются от самцов тем, что у них вся грудь испещрена мелкими черными крапинками, чего у самцов никогда нет. Кроме этого, самцы имеют рыжую или рыжеватую окраску на верхней части груди и по бокам тела, а самые старые из них - большое черное пятно под горлом. Затем самки бывают пером и “светлее”, и темнее самцов.

Перефразируя покойного С.Т.Аксакова, г. Вавилов удостоверяет, что будто бы “прилета и отлета перепелок в России никто никогда не видывал, да вряд ли и увидит”.
Конечно, вина в таком ложном заявлении должна пасть тут не на г. Вавилова: в отношении его такое заявление подтверждает только то, что, мастеря свою книгу подбором выписок из чужих изданий, сам он, от себя, не сказал ни одного путного слова ни об какой охоте. Он везде одинаков: или повторяет буквально других, или - “заносит околесную...”

Охотясь много лет - в средней и южной России - на перепелок - весной с сетью, а осенью с ястребом, - я много раз “видал” и их прилет, и их отлет.

Весной, ночуя в полях, я нередко - особенно в ранние утренние зори - слыхал, как перепела (самцы) пролетом “вавакали” на такой высоте, на какую не пролетные перепелки никогда не поднимаются: звуки “ваваканья” раздавались высоко над головой, тогда как перепелки обыкновенно летают ниже роста человека. Я даже видал, как мои кликовые (клеточные) самки “осаживали” таких пролетных перепелок сверху, они опускались, и то же самое (1) “ваваканье” повторялось вблизи - на земле. При весеннем пролете, сколько я заметил, перепела летят врассыпную - не стаями.

Отлет перепелок я наблюдал осенью в поздние вечера, на охоте с ястребом.
Возвращаясь домой с дальних полей, я иногда наезжал на довольно большие стада перепелок в таких - почти совершенно голых и сбитых - местах, где днем никогда не встречалось ни одной перепелки. Подъезжая к самим стадам, я слышал, как перепелки с разных сторон начинали скликаться голосом самок (2), как вслед за тем они учащенно “тюйкали” (как молодые поршки, только грубее и громче) и поднимались на улет всей стаей, так что в темноте был ясно слышен густой, своеобразный шум от их дружного взлета. Что это были перепелки не “ходовые”, а пролетом опускавшиеся на отдых, так это, несомненно, потому что в те же самые дни я часто объезжал окрестности этих полей на несколько верст кругом, но перепелки попадались только изредка, и притом или по одиночке, или парами - не больше.

До издания “Записок Оренбургского охотника” я даже не полагал, чтоб о прилете и отлете перепелок могло серьезно существовать такое мнение, какое высказал об этом г. Аксаков, так как мне положительно известно, что и другие охотники на перепелок с сетью и с ястребом - так же, как и я - бывали очевидцами только описанных мною явлений. Это верно! Но может быть, не все этому поверят, полагаясь на авторитет г. Аксакова, который ничего не знал о подобных явлениях? Действительно, такая крупная ошибка или такой крупный пробел в охотничьей наблюдательности г. Аксакова могут казаться невероятными; но это легко объясняется тем, что автор “Зарисовок Оренбургского охотника” охотился на перепелок: с ястребом только в детстве - пешком; а впоследствии только днем, с ружьем; к тому ж он охотился в такой стороне, где - особенно в его время - верно, не было ни любителей ловли перепелов сетью, ни настоящих ястребятников. Это видно в его монографии об “Охоте с ястребом” и из его отзыва о достоинствах “криковых” перепелов. Но в средней и южной России почти каждый дельный перепелятник и ястребятник видал прилет или отлет перепелок, и ни за что не повторит смешной басни г. Вавилова, будто “наши перепелки достигают моря по способу пешего хождения”. Интересно знать, какой маршрут для такого “хождения” мог бы сочинить г. Вавилов? Сколько бы времени дал он перепелке на проход, например, из Пермской губернии до южного моря? И как бы он умудрился провести ее пешком через встречные леса, реки, озера, болота, города, селения и т.п.? Надо не иметь никакого здравого смысла, чтоб решиться напечатать такую гиль...

Описание нравов перепелок г. Вавилов заключает другой перефразой Аксакова, именно, что “перепела вечные холостяки”, что браков они никогда не заключали и, конечно, никогда не будут заключать.
Но и это неправда: весной очень часто попадаются перепелки спарившимся, т.е. парами из самца и самки. При охоте за криковыми перепелами - т.е. при отыскивании и ловле сетью криковых перепелов - в весеннем спаривании перепелок нельзя не убедиться самым положительным образом. Здесь часто встречается очень замечательное явление, что весной, отлично-хорошие по крику перепела (3) редко попадаются “холостыми” - без своих самок. Это может показаться странным, но это факт, общеизвестный в кругу охотников-специалистов, факт, который объясняется другим, следующим фактом: вообще все опытные ловцы “криковых перепелов” знают, что почти все кликовые (клеточные) самки гораздо охотнее отзываются (“берут горячее”, как говорят охотники) на крик лучших перепелов, чем на крик плохих. То же, без сомнения, бывает и на воле. Поэтому надо полагать, что самки перепелок скорей спариваются с лучшими перепелами.
Это предположение подтверждается тем, что когда охотники заслышат где-нибудь весной отлично-хорошего перепела, то почти всегда оказывается, что он с самкой. Такого перепела поймать очень трудно. Пока его самка не начнет нестись или не сядет на яйца, - т.е. пока она не станет прятаться от него каждый день на некоторое время, а потом не отобьется совсем, - такой перепел большею частью молчит, а хотя изредка и покрикивает, но ни на дудки, ни на клеточных самок нейдет.

В тех местностях, где развита серьезная охота “криковыми перепелами” (подальше от Москвы, на юг), иногда около такого перепела, с разных сторон, как говорится, “днюют и ночуют” по нескольку охотников, выжидая, не уйдет ли от него самка хоть на часок? (Тогда перепел начинал кричать.) Случается, что, соскучившись ждать вожделенной разлуки перепелиной четы, охотники пробуют разогнать эту чету врознь - как можно дальше друг от друга (4). Иногда для этого употребляют легавых собак, что, разумеется, скорей приводит к цели, особенно если самку - которая всегда взлетает прежде и летит впереди самца - придется подранить или убить из ружья. Отбитого таким образом от самки перепела ловят потом в сети.

Все это факты общеизвестные между охотниками-специалистами. Значит, перепела не “вечные холостяки”, так как они иногда тоже “заключают браки” и, “конечно”, всегда будут их заключать. “С весны (пишет г. Вавилов), как только перепела прилетят (5), стрелять их довольно трудно, так как они долгой стойки собаки не выдерживают, а взлетают почти тотчас же, как она их причует. (Стр. 148, стр. 2 отдела “Охоты в России”). Но на следующей, 149-й странице той же своей знаменитой книги, г. Вавилов продолжает трактовать об охотах на перепелок, так: “с ранней весны, как только трава поднимется настолько, что будет скрывать перепела (а прежде этого и не бывает валового прилета перепелок), их ловят наволочной сетью. Вся охота состоит в том, что как скоро собака найдет перепелку и сделает над ней стойку, то охотник (один!) наволакивает на них обоих сеть, и перепелка поймана”. Вот что значит толковать со смыслом!..

В одну и ту же пору, при ружейной охоте, перепелка не выдерживает даже и такой короткой стойки собаки, какая нужна для того, чтобы охотник успел приготовиться к выстрелу (две-три секунды), а при охоте с сетью та же самая перепелка так долго и крепко лежит под стойкой собаки, что охотник (даже без помощи товарища) успевает наволочь на перепелку сеть и вместе с собакой (6)... Не правда ли, какой знающий охотник и какой здравомыслящий человек этот г. Вавилов? Дело в том, что весной перепелки вообще не так хорошо выдерживают стойку собаки, как в конце лета и осенью. Но всё выдерживают, и выдерживают довольно долго, если им есть, где спрятаться, т.е. если собака находит их в густом хлебе, в густой траве или в кусте.
Весенние перепелки вовсе не выдерживают стойки собаки только тогда, когда они попадутся ей там, где трава или хлеб очень редки или когда собака нечаянно слишком близко насунется на них из-под ветра. За всем тем стрелять перепелок весной совсем не “трудно”, по крайней мере, много легче, чем стрелять в то время “бекасов”. Перепелки летят прямо и ровно и перемещаются хотя не близко, но почти всегда на виду, и надо быть уж очень плохим стрелком, чтоб “затрудниться” стрельбой весенних перепелок. Я всегда любил и люблю эту охоту: ходьба удобная, - собака постоянно на глазах, - дичь попадается часто. Это хорошая охота.

Криковые перепела

Переходя к описанию ловли перепелов сетью (на дудки или клеточных самок), г. Вавилов заметил, что бой (крик) перепелок начинается будто бы так: “в один прекрасный вечер, когда трава подрастет настолько, что будет закрывать перепела, вдруг, со всех сторон, понесутся звуки перепелиного боя”. Сказано это довольно эффектно, но совершенно несправедливо. Во всей южной и даже в центральной России перепела “начинают” кричать раньше означенного г. Вавиловым времени, причем “звуки перепелиного боя” никогда не “несутся вдруг, со всех сторон”, а всегда слышатся одиночно, то в той, то в другой стороне - на очень значительных расстояниях один от другого. И слышатся не “в прекрасные вечера”, а напротив, сначала только по утренним зорям, в полевых бурьянах, в старом жниве, в густых залежах и в мелких кустарниках, где их и ловят тогда “под сеть” (7) на дудки или на кликовых самок (8). Здесь кстати заметить, что осыпать сеть “по кустикам” - что в особенности рекомендует г. Вавилов - не “лучше”, чем по верхушкам озимей или травы, а несравненно хуже, потому что сеть “за кустики” сильно цепляется, отчего перепела часто выбиваются из-под нее, не запутавшись; да кроме этого, по той же причине снимать сеть с “кустиков” очень затруднительно. Опытные ловцы перепелов сетью очень не любят этих “кустиков” - так же, как и гречья, и при осыпке сети всегда стараются их избегать. Это вам подтвердит любой из таких перепелиных охотников.

Бой (крик) перепелов, по словам г. Вавилова, - или верней, по словам г. Аксакова - состоит из двух колен: “ваваканья и собственно боя”. Ваваканье (по их словам) обыкновенно повторяется два раза, изредка три; затем следует бой, “который повторяется различно, смотря по возбуждению” (?), “от четырех до десяти раз”; но последнее “будто бы” уже считается редкостью и “будто бы” ценится дороже всего. Все эти слова, “с точки зрения “настоящих” охотников криковыми перепелами, свидетельствуют о совершеннейшем незнании этой охоты. Бесспорно, что охота “криковыми перепелами” входит в одну категорию с охотами: голубями турманами, певчими птицами и т.п. Бесспорно, что эта охота преимущественно людей средних и низших классов русского общества, - охота простонародья. Но нельзя же верить, что и эти люди были до того бестолковы - и имели бы такие грубые и нелепые идеи об охотничьем спорте, - чтоб достоинства криковых перепелов могли ценить по одному грубому счету “разов” безостановочного их крика. Это и подумать странно; но распространять в печати, русскому человеку, такие ложные понятия о бессмыслии нашего народа - даже непристойно и непозволительно. И если в охоте “турманами” охотники считают, сколько раз сряду голубь перекувыркивается в воздухе, и больше ценят того, который перекувыркивается лишний раз против других, то причина этому очень понятна: тут большее число раз повторяется то картинное явление, которое одно только и может “цениться” любителями таких голубей. Но какой же был бы смысл “ценить” в перепеле “дороже всего” то, что он прокрикивает “десять раз” кряду - какой бы, впрочем, ни был его крик? Очевидно, что подобная “оценка” была бы верхом бессмыслия. Но - этого нет!

Хорошо зная настоящую охоту “криковыми перепелами”, я опишу ее так, как она есть в действительности.

Голос перепелов в пору их похоти по-охотничьи разделяется на ваваканье, или мамаканье, и на крик. Мамаканье обыкновенно повторяется от одного раза не “до трех” раз, а иногда и гораздо больше, так как бывают такие перепела, которые никогда не кричат, а только мамачут, и у охотников называются “мамaками”. Это по большей части очень старые перепела, с большим черным пятном под горлом, но встречаются “мамаки” и из молодых. Вообще “мамак” между перепелами немало, и их потому только не заметно, что мамаканье несравненно слабей крика и издали его не слышно; но стоит только созвать побольше перепелов дудкой или самкой, чтоб убедиться, как много из них этих “мамак”. Крик перепелов, в каждом “разе”, по-охотничьи из трех особых колен: “подъема, проволочки и отлива”. Характер звуков этих колен у разных перепелов бывает бесконечно разнообразен. У огромного большинства, т.е. у плохих по-охотничьи перепелов, все колена крика бывают отрывисто коротки и сливаются в один поспешный, несколько свистящий удар звуками вроде: “фвать-фаль-вать!” или “фвить-фвиль-вить!” Такие перепела называются “частохватыми”, или “чистохватами”, и ни во что не ценятся охотниками, хотя число ударов за один прием у частохватых вообще бывает самое большое и всегда положительно большее, чем у самых лучших перепелов. Из этого видно, как мало знал г. Аксаков охоту криковыми перепелами, когда писал, что “перепел считается тем дороже, чем громче он кричит и чем большее число ударов делает за один прием”.

Дорогой перепел еще может кричать “громко”, хотя это не составляет в нем особенного достоинства, но делать много ударов “за один прием” он решительно не может. И это естественно: по-охотничьи, чем напряженнее (9), протяжнее, равномернее и раздельнее колена каждого удара в крике перепела, тем он “дороже ценится”; а каждый подобный удар крика непременно извлекает из легких перепела гораздо больше воздуха, нежели удар короткий, и всегда вместе с тем легкий и отрывистый.

Отлично-хороший перепел часто делает только один удар, и редко больше двух-трех “за один прием”. Но для последнего числа ударов нужны уже особенно сильные легкие.

Хорошие перепела бывают и “с хрипью” и “без хрипи”, но отлично-хорошие всегда имеют полную, самую густую “хрипь”.

Между “частохватами” и отлично-хорошими перепелами охотники отличают несколько сортов так называемых “изредков”, начиная от “изредочка” до “изредка хоть куда”. То есть, начиная самым посредственным, и кончая самым хорошим “изредком”. Но изредок, как он ни будь хорош, по-охотничьи все еще “не настоящий перепел”. Отличительные достоинства и недостатки “изредков” определяются большим или меньшим приближением их крика к охотничьему идеалу крика “настоящего перепела”. А отличительная черта крика “изредков” состоит в том, что колена их – впрочем, всегда больше или меньше протяжного крика, бывают неравномерны, или не так “расстановисты”, не так рельефно выделяются одно от другого, как у отлично-хороших перепелов. В “изредках” у одного рельефней выделяется из остальных колен “подъем”; такой называется “подъемистым”; у другого - “проволочка”, - с “проволочкой”, а у третьего “отлив” - “отливистым”. Чаще всего короче прочих колен бывает “отлив” (последнее колено), что по-охотничьи определяется словом “срывает”! И это происходит оттого, что у перепела не хватает силы легких (не достает воздуха), чтоб додержать протяжность “подъемом”, начинает “срывать” с “проволочки”, т.е. сокращает больше или меньше оба последние колена, - это уж почти тот же “частохват”. “Хрип”, как и протяжность, у отлично-хорошего перепела проходит равномерно чрез все колена крика. У самых лучших хрип обыкновенно достигает высшей напряженности в “проволочке”, и, как бы, делит это колено на два тона: несколько высший и несколько низший (более густой). Такая “хрипь” - бывающая всегда совместно с самым протяженным и самым протяжным и самым расстановистым криком - считается верхом совершенства крикового перепела, которого на каждой перепелиной ловле так внимательно и чутко отыскивает слух и так желанно ждет сердце каждого охотника!..

Из описанной мною охотничьей характеристики перепелиного крика - характеристики не вымышленной, а точной - нетрудно убедиться в том, что истинно охотничьи понятия об относительных достоинствах “криковых перепелов” основаны вовсе не на таких бестолковых данных, как на “числе ударов” за один прием. Напротив, в этих понятиях есть в своем роде точно такой же смысл, как и в тех, по которым огромный, сильный и гибкий голос примадонны итальянской оперы предпочитается обрывистой фистуле какой-нибудь уличной шарманщицы. Чтоб перепела “частохваты” могли кричать - как повествует г. Вавилов - “очень мелодично” - это, конечно, сущий вздор; но крик отлично-хороших перепелов несомненно имеет своего рода музыкальную стройность, и поэтому не лишен если не “мелодии”, то высокой гармонии, способной удовлетворить чувство спорта самого требовательного слушателя - из охотников-специалистов.

Аксаков написал, что он слышал, что в старину страстные охотники до криковых перепелов платили за хорошего перепела по сто рублей. Я знаю и не такие цены: лет тридцать тому назад умер в городе Ельце купец Иван Кононович Кожухов, записной охотник по этой охоте. Однажды его знакомый (тоже настоящий перепелятник), возвратясь с Коренной ярмарки (около Курска), сообщил ему, что он слышал там такого перепела, что - диво! Кожухов тотчас потащил этого знакомого к себе - слушать его перепелов (для сравнения с ярмарочным). И когда знакомый на вопрос хозяина “Ну как?” отвечал лаконически “Лучше!”, то Кожухов в ту ж минуту послал за ямскими и поскакал, на переменных, в Коренную. Там он узнал, что дивного перепела увезли накануне его приезда с ярмарки по харьковской дороге; Кожухов немедленно пустился в погоню - настиг продавца перепела - выслушал крик последнего, - заплатил за него триста рублей и четверо суток вез этого перепела в руках через двести верст домой, шагом, опасаясь затрясти скорой ездой драгоценную птицу.

Это факт, известный всем тамошним старожилам-перепелятникам. Но пусть этот факт иные захотят объяснить и не одним охотничьим увлечением: самодурство богатых русских купцов вошло в поговорку. Пожалуй, и не в старину, один из этих господ - не понимая, как говорится, ни бельмеса в живописи - затеял составить картинную галерею “за первый сорт”. Он проворно накупил для этой галереи на большие тысячи всякой всячины (больше копий - вместо оригиналов знаменитых художников), поделал на всех купленных им картинах свои особенные “метки” и потом пренаивно объяснял своим посетителям, что эти “метки” он поставил для того, чтоб не смешать дорогого товара с дешевым... Пожалуй, ведь и это - факт...Тогда в доказательство, до каких размеров может доходить страсть человека к описанной мною охоте, я передам рассказ одного степного крестьянина-перепелятника об одном случае из его ловли криковых перепелов. Я не буду передавать этот рассказ - по манере иных писателей - крестьянским говором, хоть я его и хорошо знаю. Я нахожу, что этот говор вовсе не книжный и для не знакомых с ним читателей представляет только одни ни к чему не нужные затруднения: приятно ли читать и не понимать написанного?

Итак, я передам рассказ крестьянина обыкновенным, общеупотребительным языком.
“В третьем году был я в ночном” (10), - рассказывал мужик-однодворец. - Это было летом, петровками, уж овсы выметывались. Я спал на меже, около гороховья” (т.е. около поля, засеянного горохом). Проснулся рано, - чуть зорька!... И слушаю, не прокричит ли где хоть “изредочек”? Со мной была сеть и самка была; самка была урочливая: не под всякого “брала” хорошо (11). Вот я сижу и слушаю. Стали покрикивать - все шаль (все дрянь). Вдруг, этак на десятину от меня, в гороховье: ваа-ввааа!.. Тихонечко, словно кошка промяукала (12). Моя самка так и “засыпала” (горячо затрюкала), я поскорее накинул ее зипуном (суконным кафтаном), схватил сеть - руки так и трясутся - никак не развяжешь! Ну, кой как “осыпал” (растянул по верхушкам травы), оправил (13), подсунул самку (клетку с самкой) и припал... Только что я припал, как опять - уж близехонько - вааа-вваа! - да как выкрикнул один раз, так меня всего морозом и осыпало! Известно, - это охота... С роду я не слыхал такого перепела... так прокричал, просто - мысли! Кажись, ни одной бабе так складно песни не спеть... Моя самка словно взбесилась: и трюкает, и квохчит - так и рассыпается... Вот слышу и он: тюлю-лю! Тюлю-лю! - бежит под сеть... Самка “закурлыкала” - тут! Я вскочил - шшш! Спорхнул и сразу “повис” (запутался). Я на него пал (14), захватил конец сети - накинул его в другую рядь: боюсь, не порвал бы петли. Хочу взять - руки не слушаются... так меня лихорадка и колотит. Вот я сотворил молитву... пообождал... маленько сошло!... Распутал я его, - взял за ножки: ножки крошечные - что твой поршок (15)! Я его скорей в мешочек, завязал, забрал лошадей, самку - сеть чуть было на поле не позабыл - и домой! Приехал; надо сажать в клетку; посмотрю и та нехороша, и та плоха... Была у меня новая клетка на щегле (16), с другим перепелом - побежал за ней... А мешочек-то на столе в избе оставил... Забыл!.. Видно уж быть такому греху: его без меня проклятая кошка как схватит, да под печь... Покуда ребята ее оттуда вытащили, она его, сердешного, совсем замяла. Я в избу с клеткой - смотрю, ребятишки кричат: заела, батя, кошка, твоего перепела!.. Как обухом меня кто в голову ударил - в глазах позеленело - насилу опомнился... Долго я по нем тосковал! Просто от дела было отбило; уж свои, семейские, стали ругать: постыдись людей, говорят, с ума сходишь об перепелке - невидаль какая - срам!... Они, известно, этого не понимают - не охотники; а я до сих пор кошек видеть не могу; вспомню - так сердце и защемит... Дома всех их, проклятых, перебил; да и чужая, только где попадись!.. Вот был перепел так перепел!.. Хринь - расстанов - перевалы (17), склад - точно поет! Да и спеть так нельзя - просто мысли (идеал!). Кажись бы, на край света пошел, чтобы опять поймать такого перепела”. Во время оно я сам довольно сильно вдавался в эту охоту. Не знаю, впрочем, в какую охоту я порой не вдавался, какую из них я не старался изучать до всех подробностей? Изучать - что есть, придумывать. Я всегда завидовал тем охотникам, которые в полном самодовольстве искренно верили в превосходство: своих собак - борзых, гончих, легавых; состава своих охот; своих ружей и проч., и проч. - словом, всего своего охотничьего. Я никогда не мог усвоить подобного взгляда, подобной уверенности. Уверенности, хотя, разумеется, чаще всего несправедливой, но тем не меньше, без сомнения, приятной для того, кто ею удовлетворяется. Мне, напротив, даже и то, что я считал у других лучше своего и приобретал в надежде иметь лучшее, при дальнейших внимательных испытаниях в своих руках редко когда не казалось недостаточно хорошим - неудовлетворительным. Я убежден, что такая непроизвольная требовательность, такое упорное желание достигнуть осуществления охотничьих идеалов в том или в другом, - часто и много портили мои удовольствия в охоте такими чувствами недовольства, какие, как я полагаю, не должны быть знакомы охотникам, искренно считающим свое лучше чужого. А таких охотников я знавал много, очень много.

В охоте на “криковых перепелов” я нередко там и сям ночевывал в полях за несколько верст от дома и по зорям проскакивал верхом большие расстояния, выслушивая крик перепелов, в надежде встретить меж ними отлично-хорошего.

Замечу, что такие перепела до того редки, что иногда в весну, в две, в три - при самых усердных поисках, не придется и услышать отлично-хорошего перепела.

Я знаю, что в старину охотники Тульской, Тамбовской, Орловской и Курской губерний нарочно езжали в донские и малороссийские степи отыскивать и ловить таких перепелов. В средней России такие перепела - как замечали и другие охотники - чаще встречались в поисках озимой пшеницы и гороха. Почему? - я никак не мог решить.

Охотясь на перепелок весной с ружьем из-под собаки, я прежде каждый раз, как попадались мне пары, старался убить самку, а перепела оставлял, хотя бы он и пересел у меня на виду.
Узнать самку в паре - как я уже замечал - нетрудно: она почти всегда поднимается первой и положительно всегда летит впереди. Когда пара летела вместе, я по ней не стрелял, но спугивал ее с пересадки в другой, третий раз, и как только перепел отделялся от самки, я убивал последнюю и шел дальше - до встречи других пар, а вечером выходил на то же поле с сетью - слушать овдовевших перепелов. Иногда они, вслед за потерей своих самок, тогда же, днем (18), начинали сперва только вавакать, а потом вавакать и кричать. В таком случае я тут решал: оставлять их для ловли или бить?

Таким способом я один раз добыл действительно отлично-хорошего перепела.

Лучшие кликовые самки удаются из поршков, пойманных наволочной сетью из-под собаки.
Впрочем, в этом возрасте, до перелиняния, самцов трудней отличать от самок, потому что у всех поршков зобы бывают с черными крапинками; только у большинства самцов эти крапинки лежат на рыжеватом фоне и не так далеко распространяются, как у самок. При содержании перепелок в клетках им вместе с кормом насыпают в клетки речной песок, а иногда и золу, в которой они любят, как говорят охотники, “купаться”, что избавляет их от паразитов. Воды в клетке перепелкам не ставят, а привешивают водопойки снаружи, у нарочно сделанных круглых дыр, в величину головы перепелки. Кормят перепелок просом, пшеном, гречневой крупой, сурепицей и подсевом или торицей, мешая все это вместе или попеременно давая тот или другой корм. Летом им хорошо давать муравьиные яйца, а зимой, изредка, мелких рыжих тараканов (пруссаков); но конопляное семя давать перепелкам вредно: они от него слепнут иногда.

Повторяю, что охота “криковыми перепелами” то же, что охота голубями-турманами, певчими птичками и т.п. И если я решился описать эту охоту как она была и есть в действительности, то сделал это больше потому, что распространением нелепых об ней мнений в нашей охотничьей литературе не столько профанируется самая эта охота, сколько взращиваются понятия о вкусе и смысле ее любителей - многих людей из нашего народа, вообще ничуть не бестолкового и ничуть не лишенного способности правильно отличать хорошее от дурного, как в своем житейском быту, так и в своих охотах.

1) Известно, что каждый перепел “вовачит” и “бьет” (кричит) больше или меньше отлично от прочих, так что охотник-специалист по тону и следу ваваканья и крика легко отличает любого перепела от всех других.

2) По окончании периода крика перепела перекликаются голосом самок.

3) Об охотничьей квалификации “криковых перепелов” и об их относительных достоинствах я буду говорить дальше.

4) Для этого, как только где прокричит или прововачит такой перепел, охотники опрометью бросаются к замеченному месту и мечутся во все стороны, махая руками и шишикая, чтобы взогнать перепелок и как-нибудь разбить их врознь.

5) Их дружный прилет бывает не рано, обыкновенно тогда, когда озими и травы подрастут настолько, что перепелки могут в них прятаться. Раньше этого, вперед прилетают только немногие самцы, так что в целой округе кричат два-три перепела, на которых особой охоты с ружьем, разумеется, и не бывает. Впрочем, надо заметить, что в это раннее время весны прилетевшие перепела держатся в густом, прошлогоднем жнивье, в сплошных бурьянах, кустах и прочих крепких местах, где они особенно хорошо “выдерживают стойку собаки”.

6) Чего скоро и без шума сделать, разумеется, нельзя.

7) Сеть вяжется из самых тонких и самых крепких ниток, на дощечке в 11/2 вершка в окружности, от 150 до 200 петель, от 16 до 24 аршин длины и окрашивается в зеленый цвет.

8) Перезимовавших в клетках. К весне эти самки рассаживаются, каждая особо, в маленькие клеточки, сделанные в такой деревянной обечайке, какие бывают в поварских ситках, я из холщевой крышки в форме остроконечного конуса, которая натягивается вверх и поддерживается в таком положении привязкой к особой дужке, прикрепленной к обечайке снаружи. В таких клетках самок носят и на охоту. Но тогда дырочка в обечайке, для водопойки, закрывается, чтоб самка не могла просовывать через нее головы.

9) Это напряжение иногда бывает до того сильно, что иной кричащий перепел с последним ударом перекидывается в клетке назад. Это факт!

10) Ночная пастьба лошадей в кормных местах.

11) Иные клеточные самки (конечно, также и вольные) кличут перепелов по выбору - одного из многих, а на крик других вовсе не отзываются. Замечательно, что такие самки плохих перепелов - в отсутствии хороших - кличут лениво, как бы нехотя; а хороших кличут горячо. Это я сам замечал много раз.

12) Лучшие перепела обыкновенно “вавачут” тихо и протяжно, как бы плывучим голосом.

13) Сеть при осыпке сильно натягивается так, что взлетевший перепел запутаться в ней не может. Поэтому в сети делают посадку (“оправляют”) так: сеть с разных сторон - подальше от краев - приподнимают за петли несколько кверху и выпускают поднятую часть сети из руки. От этого сеть, падая, ложится уже слабо, “посадисто”.

14) Охотник, чтоб не дать хорошему перепелу выбиться из-под сети, бросается (падает) к тому месту, где бьется перепел, стараясь захватить это место между своих рук и прижать сеть к земле таким образом, чтобы вытянутые вперед руки образовывали круг, внутри которого оставался бы пойманный перепел. Но это может быть нужно только тогда, когда сеть мало посажена или не цепка (толста).

15) Молодой перепеленок. Лучшие перепела часто бывают заметно меньше других ростом, с тоненькими и бледными (“аристократическими”) лапками. Это знают все опытные ловцы “криковых перепелов”. Даже при травле перепелок ястребом иные охотники отнимают перепелов с такими приметами живых и пускают их в зиму, в надежде, что они следующей весною будут кричать хорошо, а может быть, и отлично-хорошо.

16) Высокая жердь, на верху которой, под накрышкой, вешается клетка с перепелом. Клетка стягивается и опускается на продетой в кольцо крыши бечевке, один конец которой привязывается за верхний край колпачка, а другой за один из нижних концов ее столбиков. Колпачок - очень частая сетка, натянутая на клетку.

17) Певучий переход крика из одного колена в другое - изменением звуков непрерывающегося голоса.

18) Перепела часто кричат и днем, особенно когда их самки уходят от них тайком на гнезда. Ловить их днем так же удобно, как и по зорям; только по зорям перепела кричат больше.

Николай Данилов

Фото Олега Малова

Журнал охоты №4 т. 10, 1877 г.