01.07.2010 | Царская охота под Петербургом. Продолжение

Но главной мечтой Цесаревича оставалась зимняя охота на медведя. Немец по крови, но первый из череды Голштейн-Готторпской династии, получивший чисто русское образование и ощущавший себя русским, а Россию — как милую сердцу родину, особенно остро почувствовавший это в своем первом длительном полуторагодичном путешествии за границу в 1838—39 гг., Александр Николаевич с детства воспринял медведя как символ русскости, а охоту на этого зверя — как исконно национальную и только и достойную истинного Русского Государя. Но на пути к осуществлению мечты стояло непреодолимое препятствие. Резко против зимней медвежьей охоты был отец, считавший эту охоту чрезвычайно опасной и не желавший рисковать жизнью и здоровьем Наследника. Против охоты была настроена и мать. Возможно, Цесаревичу еще долго бы не удалось добиться осуществления своей мечты, если бы не неожиданная помощь со стороны министра государственных имуществ. Киселев, пользовавшийся большим авторитетом и уважением со стороны Николая I, сумел убедить Государя, что в Лисино охота будет проведена на высочайшем уровне и с гарантией полной безопасности Наследника. Ручательством за это был уже пятилетний (с 1838 г.) опыт зимних охот в лесничестве, на которых побывал целый ряд петербургских сановников, друзей министра. Неизменным лейтмотивом всех отзывов приезжавших на охоты в лесничество было безусловное восхищение порядком и дисциплиной организаторов. На таком уровне, со всей немецкой четкостью, порядком и дисциплиной, зимних охот под Петербургом не проводил больше никто. Ко всему прочему предполагалось, что с Цесаревичем посетит ЛУЛ и Государь. Нехотя Николай дал добро на зимнюю охоту сына в лесничестве, в начале только на лосиную.

30 ноября 1843 г. в лесничество прибыл И. Толстой, чтобы на месте оценить уровень и условия охоты. Вместе с ним, кроме его обычных спутников — Ферзена и Герздорфа, прибыл и его парижский приятель — Луи Виардо, муж прославленной певицы Полины Виардо, в это время гастролировавшей в России. Будучи богатым человеком и страстным охотником, Луи Виардо, сопровождая жену, не упускал возможности поохотиться в тех странах, через которые пролегали ее гастрольные турне. Супруги Виардо были приняты при Дворе Государя, как близкие знакомые, и поэтому свидетельство Луи об охоте в Лисино было бы весьма веским для Николая Павловича. Результат лосиной охоты, состоявшейся 1 декабря, был блестящим. Было убито три лося, причем двух из них добыл сам И. Толстой. 3 марта 1844 г. он привез в Лисино гостя уже более высокого ранга. Это был близкий друг Цесаревича, младший и любимый брат Цесаревны, Принц Александр Гессенский, в это время находившийся на русской службе. Результат этой охоты был таким же блестящим. Было убито также три лося. Ведомственные амбиции министра государственных имуществ были удовлетворены как нельзя лучше. Лисинские егеря обошли Придворную охоту. Окончательное добро от Николая Павловича было получено, и теперь в Лисино ожидался визит самого Цесаревича.

Однако не дремала и Придворная охота. Но она находилась в более неблагоприятных условиях, чем Лисинское лесничество, которое имело и подготовленных людей, и зверей, и деньги на подготовку охоты.

На протяжении уже целого ряда царствований, в том числе и текущего, Придворная охота вообще не занималась организацией зимних охот на медведей и лосей, т. е. не имела абсолютно никакого опыта этих охот. На территориях, находившихся под ее контролем в основном вокруг Царских загородных резиденций (Петергофа, Царского и Красного сел, Кипени и т. д.), медведи и лоси практически уже не встречались с конца XVIII в. Штатными суммами расходы на организацию зимних охот не предусматривались. Однако обер-егермейстер Д. В. Васильчиков не мог, конечно, игнорировать желание Цесаревича принять участие в зимних медвежьих охотах. Он понимал, что, хотя на это сейчас и нет согласия Императора, но рано или поздно оно будет получено, а Придворная охота может оказаться к этому не готова. Поэтому уже в начале 40-х гг. вабельщики Придворной охоты получили задание отыскивать медведей в С.-Петербургской губернии, и начиная с зимнего сезона 1842—43 гг. Придворная охота стала проводить одну-две медвежьи охоты за зиму. На большее число охот просто не было денег. Поддержки у министра Императорского Двора инициатива обер-егермейстера не находила. Несмотря на это, Васильчиков продолжал натаскивать свою команду, поощряя ее из собственных денег. Подстегивала обер-егермейстера и явно обозначившаяся конкуренция со стороны ЛУЛ, отлично организованные охоты в котором уже обратили на себя внимание Цесаревича. И тут чуть было не произошла катастрофа. 17 марта 1844 г. на медвежьей охоте, проведенной Придворной охотой близ деревни Макарьевской Новгородской губернии, случайно погиб егерь Иван Николаев. Трагичность момента усиливалась тем, что Николаев был егерем, смотревшим за собаками Цесаревича. В то время в Придворной охоте не было специальной должности «личный егерь» и его функции по традиции исполнял егерь, смотревший за собаками того или иного члена Императорской Фамилии, в данном случае Цесаревича. Для такого егеря шили несколько отличную от других форму, он обязан был являться ко Двору, когда это было необходимо, чистить ружья и амуницию Цесаревича, выполнять функции номерного егеря, стоя сзади Цесаревича на стрелковом номере и т. д. Доложить как положено о случившемся Государю было немыслимо, потому что его первой и естественной реакцией была бы мысль: «А если там находился бы Цесаревич?» И Васильчиков смолчал. Но когда в мае Высочайший Двор перебрался из Петербурга в Царское и из Петергофа, по заведенной уже традиции, все собаки Цесаревича были переведены в одну из деревень близ Царского, Наследник сразу же обратил внимание на смену егеря. Пришлось Васильчикову доложить о случившемся. Хода этому рапорту Цесаревич, естественно, дальше тоже не дал, и все обошлось.

Однако своего первого медведя Цесаревич убил не на зимней «вольной» охоте, а на охоте в Петергофском зверинце 31 августа 1844 г. И это был единственный медведь, убитый Александром II на охотах в зверинцах. Необходимо заметить, что, хотя медведей постоянно содержали при Егерской слободе, охоты на них не проводили. Очень редко Николай Павлович дозволял отсрелять медведя в зверинце кому-нибудь из немецких Принцев. Сам же никогда медведей не стрелял. Александр II, любивший пострелять и потравить волков и лисиц в зверинце, медведей тоже никогда в зверинцах больше не стрелял. Поэтому резонно предположить, что, получив согласие отца на зимние охоты, Цесаревич решил таким образом испытать себя и свои ощущения. Николай Павлович, разрешив сыну отстрелять в зверинце медведя, надеялся, что сын бросит свои глупые затеи. Этого не произошло, и начиная с зимнего сезона 1844—45 гг. Александр Николаевич начал регулярно в продолжение более чем тридцати лет ездить на зимние охоты.

21 декабря 1844 г. в Лисинском лесничестве состоялась первая зимняя охота Александра. В «Памятной книжке» за этот день он коротко записал: «... 1/2 9.— Учеб[ное] завед[ение] для лесничих.— В 11 на охоту на лосей. Я одного уб[ил].— Всего 2.— Приятно...». Вторая зимняя охота Цесаревича состоялась только через год — 30 января 1846 г. также в Лисинском лесничестве и тоже на лосей. Но она была неудачной, лоси ушли на кричан.

Наконец было получено согласие отца и на медвежью охоту. Первая зимняя охота Цесаревича на медведя состоялась 30 декабря 1846 г. в ЛУЛ. Крупная медведица с двумя годовиками была обложена в Неникюльском урочище близ шоссе Лисино — Тосно. После начала загона она сразу же прорвалась через цепь загонщиков и кричан и ушла. Двух же годовиков егеря сумели развернуть на стрелков, но на Александра они не вышли и были убиты на соседних номерах. В тот же день, после завтрака в лесу, был проведен еще и загон на лосей. Было убито два лося, но опять на других номерах. Ушедшая медведица через несколько дней была вторично обойдена обер-егерем Рейсом. Она легла в 66 квартале у Рамболовской дороги, где перед этим был обойден еще один медведь.

Оживилась и Придворная охота, в которой в 1846 г. произошла смена лидера. Хотя престарелый Васильчиков и сохранил за собой должность обер-егермейстера, но все дела перешли в руки энергичного графа П. К. Ферзена, назначенного егермейстером лично Николаем I. Хороший организатор и железный начальник, Ферзен быстро навел порядок в Придворной охоте, за долгие годы привыкшей к вольной жизни. Однако опыт набирался с большим трудом. 18 января и 15 февраля 1847 г. состоялись первые лосиные охоты, организованные Придворной охотой для Цесаревича в Ораниенбаумском имении Великого Князя Михаила Павловича. Обе неудачные. Лоси ушли.

Лисинское же лесничество в очередной раз обошло Придворную охоту. 6 марта 1847 г. состоялась первая удачная охота на медведей Александра Николаевича. В 66 квартале было взято два круга и оба медведя убиты самим Цесаревичем. Правда, проведенный после завтрака загон на лосей оказался неудачным. Лоси ушли.

С зимы 1846—47 гг. охоты на медведей и лосей стали обычными и регулярными для Цесаревича. Трудно сказать, что покорило охотничье сердце Цесаревича. Непохожесть ли всей обстановки зимних загонных охот ни на какие другие, суровая ли красота зимнего северного леса, сами ли могучие звери северной тайги — лось и медведь, или, может, что другое? Какие струны задели они в душе Александра Николаевича? Но в истории русской охоты Император Александр II остался как самый затяжной медвежатник изо всех Российских Государей, убивший за свою жизнь около 150 медведей. Он мог отказаться от любой охоты, мог позволить себе не быть ни разу на охоте в летне-осенний сезон, но на медвежьи охоты ездил всегда в течение каждого зимнего сезона. Так продолжалось вплоть до зимы 1878—79 гг. С этого сезона Александр II на охоте практически не бывал. Это не означало, что Александр Николаевич бросил охоту. Просто эти годы были самыми трудными, самыми тяжелыми в его жизни. И не закончись все так трагически для Государя, он безусловно продолжал бы ездить на любимую охоту, хотя, может быть, уже и не так часто.

Лисино же для Александра II стало самым любимым местом зимних охот. Уже в 1846 г. последовал запрет права охоты в лесничестве на медведей и лосей для всех. С 1856 г. к этим запретным зверям добавился и глухарь. Остальная охота для служащих лесничества, воспитанников Егерского училища и практикантов Лесного института не возбранялась.


Общее число зимних охот до 1856 г. было невелико, в среднем три — шесть за сезон. Обычно Цесаревич выезжал один раз в месяц, реже — два. Преобладали охоты на медведей, как более надежные. Лосиные же были постоянной головной болью Ферзена. На медведе Придворной охоте удалось отыграться уже через год. Первый медведь Цесаревичем с Придворной охотой был убит 25 февраля 1848 г. в районе станции Ящеры С.-Петербургской губернии. Неудачные охоты на лосей на фоне блестящих лисинских охот стали притчей во языцех и явились причиной того иронично-насмешливого отношения Александра II к Ферзену, которое с таким юмором передал в своих акварелях Зичи. Отыграться Придворной охоте удалось только через 13 лет! 23 января 1857 г. на охоте близ деревни Липовик Новгородской губернии Александр II убил своего первого лося с Придворной охотой. За неделю до этого, 16 января, близ той же деревни была особенно неудачная охота на лосей. Государь, прождавший на номере три часа, уехал совершенно не в духе. Огорченный и взбешенный Ферзен определил эту охоту как «хуже мужичьей». «По всему городу смех и страм (так в подлиннике),— писал он унтер-егермейстеру И. В. Иванову,— и я видел Норова (директора Лесного департамента.— О. Е.), которому уже известна охота и который предлагает лосей Государю... Я надеюсь, что не доживем страму, чтобы Ему (т. е. Государю.— О. Е.) отказать и Его допустить в Лисино, где верно будет охота хорошая».

Лисино продолжало наращивать преимущество, даже из несчастья сумев извлечь пользу. В 1852 г. сгорел Главный корпус лесничества, в котором размещались, кроме квартиры для приездов Цесаревича, контора лесничества, классы, музей, столовая и спальные комнаты практикантов Лесного института. Киселев распорядился на его месте построить новый, уже каменный, корпус, а для приезда «Высочайших особ» построить специальный дом. В качестве архитектора был приглашен по рекомендации Кавоса, не смогшего в этот раз взять проектирование на себя, его зять — Н. Л. Бенуа. Это было безусловной удачей для лесничества. Бенуа не нарушил общей концепции планировки территории центральной усадьбы и стилевого единства строений архитекторов Куцы и Кавоса. Он очень удачно вписал новый Главный корпус лесничества, так называемый «дом 40 практикантов», спроектировал и построил второй каменный корпус Егерского училища. Но подлинным украшением Корпуса стали Императорский охотничий дворец (1853—1860) и церковь (1860—1862), ставшая высотной доминантой Лисино и замкнувшая северный фасад Корпуса. Годы пощадили Корпус. Сохранились практически все основные постройки. Из самых значительных утрат можно отметить только разобранные после войны два деревянных флигеля Егерского училища, без которых резко исказился его облик. Однако многочисленные современные вставки на территории Корпуса разрушили его единство и целостность восприятия. А разросшийся вокруг безобразный поселок практически растворил его в себе. Поэтому все посещающие Лисино видят только отдельные здания Корпуса и не воспринимают его как единый ансамбль.

После восшествия на престол Александра II резко возросло число зимних охот. Вместо трех-шести за сезон стало проводиться 15—20. С декабря по март Государь выезжал на охоту практически каждую неделю. Исключением были только первая неделя Великого Поста и Страстная Седмица. В эти дни на охоту он не ездил никогда. Необходимо отдать должное Ферзену. Придворная охота оказалась на высоте и была готова к проведению такого числа охот. Единственной занозой в сердце егермейстера было нелюбимое Лисино. В 1856 г., воспользовавшись сменой министра государственных имуществ, Ферзен попытался поставить ЛУЛ под свой контроль, в открытую обвинив перед Государем начальство лесничества в браконьерстве. При крутом Киселеве об этом он не мог бы и помыслить. Однако первые же охоты все расставили на свои места. Полностью организованная Придворными егерями медвежья охота 1 февраля 1856 г. в имении Вонлярлярского, граничившем на юге с ЛУЛ, провалилась, т. к. медведя вообще не оказалось в кругу. На последовавших через неделю (8 февраля) двух медвежьих охотах в Лисино были взяты оба медведя. Причем эти охоты также чуть было не сорвались по вине Придворных егерей. Новый министр не упустил возможности пожаловаться Государю, и Ферзену было приказано оставить ЛУЛ в покое. Александра II забавляла эта конкуренция и доставляло удовольствие подначивать Ферзена примером Лисино. Поэтому плохо скрытую неприязнь к Лисино Ферзен сохранил до конца своей карьеры. И во всех своих отчетах об охотах Александра II он старался никогда не упоминать о Лисино. Именно поэтому в 4-м томе «Императорской охоты на Руси» Н. Кутепова вообще нет ничего об охотах Александра II в Лисино, кроме указания на лесничество как одного из мест охоты Государя. Но звезда Лисино сияла на недосягаемой высоте. Только для Лисино было сделано несколько почетных исключений. В Лисино никогда не поверялся обойденный медведь и для охоты Государя принимался медведь любой величины, даже годовик.


Приказом министра государственных имуществ в лесничестве была учреждена специальная должность — распорядитель Императорских охот. Путем заарендования лесных дач соседних помещиков лесничество поставило под свой контроль территорию более 100 тыс. десятин, что позволило готовить для Александра II три — шесть зимних охот в год. В дополнение к ланьему и козьему зверинцам был построен кабаний, который стал единственным местом в Петербургской губернии, где содержались кабаны. Напротив дворца на другом берегу Лустовки в 1865 г. был устроен куропаточный ремиз, где разводили куропаток и фазанов для летне-осенних охот Государя. С 1857 г. в Лисино для Александра II стала устраиваться еще одна охота — весенняя, на глухарином току, ставшая наряду с медвежьей одной из caмыx любимых охот Государя. В Лисино Государь бывал каждый год. Исключением был зимний сезон 1878—79 гг., когда он находился на театре военных действий в Болгарии. Такой чести из всех мест охоты Александра II удостоилась только Гатчина. Поэтому далеко не случайно, что две последние в его жизни охоты прошли: первая — 10 декабря 1880 г. в Лисино и вторая — 17 декабря 1880 г. в Гатчине (Обе эти охоты были проведены в зверинцах. Причем, учитывая что с зимнего сезона 1878 - 79 гг.государь не был ни разу на медвежьей охоте. Придворная охота, желая ему потрафить, приготовила в Гатчинском зверинце для него и медведей. Но Александр Николаевич стрелять медведей в зверинце отказался).

После трагической гибели Императора чины Лесного ведомства, собрав по подписке деньги, поставили в 1883 г. в Лисино бюст Александра II. Он стоял напротив западного фасада дворца. После Октябрьского переворота бюст, естественно, снесли и от него остался только разбитый постамент, до сих пор валяющийся у северного фасада дворца.


Со смертью Александра II для Лисино начался период упадка. Александр III Лисино недолюбливал. Еще 30 января 1870 г. в своем дневнике он записал: «Папа и Владимир (Третий сын Александра II. В истории русской охоты известен тем, что был августейшим председателем самого крупного и авторитетного охотничьего союза дореволюционной России - Императорского общества правильной охоты) отправились в Лисино на охоту, но я не поехал, потому что страшный насморк, и потом я не люблю ездить в Лисино, мне там всегда скучно». За годы своего царствования он не посетил Лисино ни разу. В связи с этим в 1889 г. Лесной департамент поднял вопрос о ликвидации зверинца (куропаточный ремиз был упразднен раньше - в 1882 г.). Согласие Государя на это было получено. Но тут 6 февраля 1892 г. Лисинское лесничество первый раз посетил Наследник, будущий Император Николай II. На следующий день для него были организованы две медвежьи охоты, на одной из которых он лично убил старого крупного медведя, и после завтрака была организована охота на кабанов в зверинце, в результате которой было убито 32 кабана. Охота в Лисино Цесаревичу понравилась, и он распорядился сохранить зверинец для его охот. Но уже на следующий год от него последовала команда зверинец ликвидировать, и в 1895 г. он был окончательно упразднен, а все его постройки проданы на снос. Больше в Лисино Николай II не охотился. Тем не менее лесничество оставалось местом охоты для членов Императорской Фамилии и продолжало оставаться закрытым для охоты других лиц. В штате лесничества вплоть до Октябрьского переворота продолжала сохраняться должность обер-егеря. Из Великих Князей наиболее частыми гостями в Лисино были: Владимир Александрович, пожалуй, самый заядлый охотник из всей Императорской Фамилии, Николай Николаевич Младший и Николай Михайлович. В истории русской охоты Николай Николаевич известен как владелец лучшей псовой охоты в предреволюционной России, а выдающийся русский историк Николай Михайлович — как автор книги об охоте на гусей на Взваде Новгородской губернии. Часто бывал в Лисино на зимних и весенних охотах и младший брат Николая II — Михаил, с которым связана и единственная охота на зубра на территории лесничества. В 1904 г. один зубр сбежал из Гатчинского зверинца и был обойден егерями на территории лесничества. На него была организована охота, и он был убит Михаилом Александровичем.

В связи с тем, что Лисинский охотничий дворец был казенным имуществом и вместе с охотничьим штатом содержался на казенные, т. е. народные, деньги, в 1911 г. некоторые члены Государственной Думы запросили министра земледелия разрешить им охоту в Лисинском лесничестве. В 1913 г. охота в Лисино, за исключением охоты на лосей и медведей, для членов Государственной Думы и Государственного Совета была разрешена и начались первые их поездки туда на охоту. Таким образом, самой судьбой было предназначено Лисино в будущем стать настоящим представительским центром национальной охоты. Близость к столице, отличные, хорошо охраняемые охотничьи угодья, высококлассные специалисты, великолепный охотничий дворец — все это было сосредоточено в руках Казны. Помешал Октябрьский переворот.

После революции дворец на несколько лет попал в ведение Наркомпроса, который попытался организовать в нем начальное училище. В 1922 г. он возвратился в лоно родного ведомства и был передан под начало Лесного института, который развернул в нем общежитие для своих студентов на время их производственной практики в лесничестве. Все эти годы дворец постепенно ветшал и разорялся. Приложил руку к этому и «Интурист», которому в 1933—1936 гг. дворец был сдан в аренду вместе с угодьями. А окончательно доконала война. Остатки того, что еще в нем сохранялось, вывезли немцы. После войны возвращать украденное было некому. Да и никто не знал, что в нем было. Что взяли немцы, а что свои? В 50-е гг. были окончательно порушены все внутренние интерьеры, забелены расписные плафоны. Дворец превратился в заурядный барак-общежитие, битком заставленный железными кроватями, страшно неуютный и холодный; и продолжает разрушаться, не выдерживая варварского надругательства недалеких студентов Лесотехнической академии и Лисинского лесхоз-техникума.

И все же, с грустью глядя на ветшающий Корпус, хочется думать, что его не постигнет судьба сотен и тысяч памятников культуры на территории России, разоренных и уничтоженных. Хочется верить, что рано или поздно Корпус займет достойное его истории место среди других памятников, став Национальным музеем леса и охоты.

• Царская охота под Петербургом. Часть I

Для того чтобы оставить комментарий войдите через социальный сервис.