06.10.2010 | ДА КЕЛЬТЫ МЫ, КЕЛЬТЫ!

Мы публикуем статью Владимира Самошина для возможного обсуждения на сайте и в журнале. Одновременно напоминаем, что мнение редакции может не совпадать с мнением автора.

«Средь четырёх морей все люди – братья!»
«Беседы и суждения», гл. «Янь Юань». (V в. до н.э.)

Просто диву даёшься неуёмному стремлению некоторых авторов публикаций в охотничьих изданиях Павла Гусева доказать «исконность» той или иной породы борзых, распространённых на территории «России». Беру в кавычки название нашей страны, поскольку упомянутых выше авторов нимало не смущает то, что, пытаясь отыскать истоки «исконно российских пород», они, не мудрствуя лукаво, объявляют «Россией» то, что Россией не являлось. Не заботятся они при этом и об элементарной логике. Но «мы логику учили не по Беделю», поэтому здесь мне бы хотелось обратить внимание на некоторые логические (и не только) «нестыковки» в очередной статье Валерия Беделя (Далее, для краткости, - В.Б. –В.С.), опубликованной в «ОиР», №10/2010.
Надо отдать «должное» автору, который, не имея ровным счётом никаких аргументов, в пользу «российских» истоков хортой борзой, взялся писать очерк её истории. Ну, и, разумеется, нельзя не «поблагодарить» редактора журнала, Алексея Оболенского, за предоставленную читателям возможность познакомиться с «версией» российского происхождения хортой.
Посмотрим теперь, каковы же основные положения предложенной «версии? В.Б. не согласен с тем, что «польский харт и хортая – это одно и то же», однако, сам того не замечая, противоречит себе, говоря, что поляки «взяв на Украине ряд хортых, размножили их и уже зарегистрировали как свою национальную породу». Т.е., получается, что польский харт и хортая – это, на самом деле, «одно и то же».
И это, действительно, так. Но только в том смысле, что «российская» хортая, так же как и «польский» харт, и «венгерский» агар, и «испанский» гальго – это всего лишь географические расы (отродья, разновидности, варианты) «английского» грейхаунда. Грейхаунда, который и является потомком той короткошерстной борзой, которую кельты (а вовсе не славяне) привели из Малой Азии в Европу в начале I тысячелетия до н.э. Точно так же, как «арабская» салюки, «персидская» тази, «туркменская» и «казахская» тазы, «китайская» сицюань и др. являются всего лишь географическими расами (отродьями, разновидностями, вариантами) среднеазиатской борзой. Поразительное экстерьерное сходство собак этих пород может служить убедительным подтверждением сказанному.
Но есть и ещё одно обстоятельство, которое не позволяет согласиться с мнением В.Б. о том, что хортая – это исконно российская порода борзых. Дело в том, что северное Причерноморье никогда не было исконно «российской территорией! Хорошо известно, (хотя, как показывает статья В.Б., далеко не всем), что, начиная примерно с первой половины I тысячелетия до н.э., и вплоть до XIII века н.э. по территории северного Причерноморья кочевали то скифы, то сарматы, то половцы, то печенеги, то татаро-монголы – одним словом, народы, ничего общего со славянами вообще и с русскими, в частности, не имевшими. Более того, вплоть до XVI – XVII вв. эти земли оставались для русских «диким полем», населённым враждебно настроенными инородцами. О какой «исконности» хортой как российской породе можно в этом случае говорить?! Это тем более странно, если принять во внимание предположение В.Б. о том, что хортая впервые появилась у южных славян. Странно, что сам В.Б., ссылаясь в своей статье на мнение лингвистов об общеславянском корне слова хортая, утверждает, что хортая борзая – «исконно российская порода». Где логика? Или, по В.Б., все славяне – россияне?
Тот же вопрос можно повторить и относительно утверждения В.Б. о том, что хортая на Балканах «вымерла» вследствие «пятисотлетнего османского ига». Не вижу причин, по которым турки-мусульмане стремились бы уничтожать хортую борзую на Балканах. Ведь известно, что борзая, в отличие от собак других пород, – это «чистое животное», к которому у мусульман особое отношение. Впрочем, этот вопрос не имеет особого значения. Важно, в данном случае, ответить на два другие. Первое: когда хортая появилась «на территории нынешнего Ставропольского края» и, второе: кто её туда привёл? Судя по статье в «ОиР», В.Б. знает ответы на эти вопросы: «Когда-то давным-давно, (! – В.С.) на рубеже новой эры, <…> у славян уже были (?! – В.С.) борзые собаки». Откуда такая уверенность? Непонятно. Причём, не только мне, но, судя по статье, и самому В.Б.: «Древние славяне, частично мигрируя из северо-западного Причерноморья, постепенно двигались по территории Фракии, где и осели. <…>. Так вот, либо здесь-то они и получили (от кого? – В.С.) то, что назвали хъrtъ – быстрая, скорая собака, либо уже имели таких собак, полученных от родственных кельтов. Может быть, (! – В.С.) они и до этого имели подобных собак». Аргументация, конечно, «очень убедительная»! Особенно, если учесть, что славяне появились на Балканах лишь в VI – VII веках, а ещё во II веке Арриан уже описывал охоту с гладкошерстными борзыми. Поскольку В.Б. не приводит свидетельств того, что славяне уже (до VI – VII вв.) имели своих борзых, логично будет предположить, что они всё же «получили то, что назвали хъrtъ.
Известно, что, начиная примерно с первой трети I тысячелетия до н.э. и до начала II тысячелетия н.э., земли от Чёрного до Каспийского морей были заняты кочевыми народами неславянского происхождения. Но, если славян там не было, то, стало быть, они, «на рубеже новой эры», и не могли привести хортых в этот регион. Более вероятно, поэтому, что хортые, всё же, были заимствованы русскими, причём уже в новое время и, скорее всего, не с юга Европы, а с Запада, через Польшу. Твёрдых доказательств этого у меня нет, как, впрочем, и у В.Б. нет твёрдых доказательств обратного. Замечу лишь, что в «Регуле» (XVII в.) говорится только о длинношёрстных борзых, у которых «псовина и лисы наподобие вихров, псовина длинная висящая, какая бы шерсть ни была, наподобие кудели» и ни слова не говорится о борзых гладкошерстных. А ведь «Регул» – это первая русская охотничья книга, хотя, справедливости ради стоит заметить, что составлена она была вовсе не русским, а неким «рижским немцем» и на немецком же языке. Факт, между прочим, весьма показательный! В то же время, в книге Г.Б. «Псовый охотник» (1785), которая, по словам самого Г.Б., является переводом польской рукописной книги, наоборот, не говорится уже о длинношёрстных борзых. Л.П.Сабанеев, (XIX в.), полагал, что речь в ней идёт как раз о хортой борзой. В XIX веке вообще псовые охотники, несмотря на общеславянский корень слова хортая, подразумевали под этим словом не «быстрого пса», а любую короткошёрстную борзую. Говорили: «английская хортая», «польская хортая». О крымской борзой и о слюгги тоже говорили как о хортых (короткошёрстных) борзых.
Например, А.С.Хомяков (1845), перечисляя имеющиеся в России породы борзых, не только не говорит об «исконности» хортой, но даже не упоминает о такой породе собак: «Имея дома такие отличные породы и с такими разнообразными достоинствами, как густопсовую с её различными оттенками, клоками, (которые мы также причисляем к густопсовой), бурдастыми и прибурдями и горскую с её бесконечным разнообразием, нам не для чего искать породы заграничной»,
П.М.Мачеварианов в своих «Записках…» (1876 г.) писал о хортой следующее: «Хортые в России разделяются на английских и польских. Лет тридцать тому назад, (т.е. в 40-х годах XIX века. – В.С.) оба вида были совершенно одинаковых статей, только английские собаки суше и мельче, а польские мясистее и рослее».
С этим свидетельством П.М.Мачеварианова перекликаются слова Г.Д.Розена, который в 1891 году писал: «Особенно в это время (та же первая половина XIX в. – В.С.) много попало в русские псовые охоты польских хортых собак. Пропасть офицеров, служивших в Польше, привозили, возвращаясь домой, польских борзых, от которых произошло большинство наших чистопсовых собак».
П.М.Губин (1891) также говорил о том, что: «порода хортых борзых есть выведенная от меси английских с русскими чистопсовыми и псовыми борзыми собаками».
Приведённые свидетельства старинных авторитетных охотников свидетельствуют о том, что хортая появилась в России сравнительно поздно и ни в коем случае не являлась (и не является) «исконно российской породой». Интересно, что ни в одном охотничьем сочинении прошлого не встречается словосочетание «русская хортая», что также может свидетельствовать о том, что русские псовые охотники прошлого не считали её, в отличие, скажем, от русской псовой борзой, нашей «национальной» породой. Кстати, тот факт, что, по словам В.Б., Л.Смычиньский (1970) не упоминает о «польском» харте как о национальной польской породе, подтверждает то, о чём я говорил в начале этой статьи, а именно: «польский» харт настолько же исконно «польская» порода, насколько хортая – порода «исконно российская».
В.И.Даль так толкует слово «хорт»: «ХОРТ м. хортица ж. стар. южн. сев. борзая собака, ловчая, для травли. Хортом зовут особ. борзую тонкого строю, напр. крымку, для различия от русской, псовой. Хортый пес, хорт, борзой (немецк. hurtig, польск. хутко?). Хортыми собаками вообще зовут борзых с низкою, гладкою шерстью, для отличия от псовых и густопсовых, мохнатых». (Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля). Как видим, В.И.Даль связывал слово «хорт» с немецким словом «hurtig» (Hurtig (нем.) – прыткий, проворный, быстрый. – В.С.). Учитывая общеславянский характер слова «хорт», а также то, что и славянские, и германские языки восходят к общему индоевропейскому корню, можно говорить, наверное, о том, что оба эти слова (хорт и hurtig) имеют общее происхождение. А отсюда следует, что ссылка В.Б. на общеславянский корень слова «хорт» ещё недостаточна для того, чтобы, на этом основании, говорить, как это делает В.Б., о славянском происхождении хортой борзой. Поскольку с тем же успехом можно говорить о её германском происхождении.
Скепсис В.Б. относительно того, «как от немногочисленных вязок грейхаундов с псовыми могли произойти тысячи хортых юга России», вызывает недоумение. Ведь приведённые самим же В.Б. данные красноречиво свидетельствуют о такой возможности!
В.Б., ссылаясь на К. Эсмонта, пишет, что тот, в период с 1950 по 1962 год, описал на выводках в Ростовской области 800 хортых, и считает, что такая численность свидетельствует о широком распространении хортой в довоенные годы. Но, на основании приведённых данных, такой вывод сделать нельзя! И если бы В.Б. разделил 800 (численность хортых) на 12 (число лет наблюдений), то он получил бы число примерно 67. Это число говорит о том, что каждый год, начиная с 1950, в Ростовской области рождалось около 70 (округлим) щенков хортой. Приняв во внимание то, что в среднем плодовитость хортой суки равняется 7 щенкам за помёт, мы, разделив 70 на 7, получим, что для того, чтобы в 1962 году в Ростовской области могло насчитываться 800 хортых, достаточно было в 1950 году иметься не более 10 сук! Другими словами, вполне возможно было и «от немногочисленных вязок» получить «тысячи хортых юга России». И, возвращаясь к вопросу о происхождении хортой, хотелось бы спросить В.Б. на чём основано его утверждение о «немногочисленных» вязках? Г.Д.Розен (1891) свидетельствует как раз об обратном: «Пропасть офицеров, служивших в Польше, привозили, возвращаясь домой, польских борзых, от которых произошло большинство наших чистопсовых собак». Я считаю, что свидетельство старинного псового охотника, бывшего младшим современником событий, о которых он пишет, заслуживает большего доверия, чем бездоказательное утверждение автора, пишущего об этом же сто пятьдесят лет спустя. Тем более, что на стороне старинного охотника, без преувеличения, все его собратья по страсти. Ни один из них не говорит о хортой как об «исконно российской» породе!
Я также считаю, что все имеющиеся на сегодняшний день факты, свидетельствуют о том, что «российская» хортая – это лишь вариант «английского» грейхаунда. И, если бы В.Б. в своей статье проследил все перипетии превращения грейхаунда в хортую, тогда он с полным правом, а не безосновательно, как сейчас, мог бы назвать свою статью «очерк истории хортой», а не выдавать за таковую лишь банальную «версию» их происхождения. Дело это, правда, весьма непростое – ведь пришлось бы прежде доказать, что русские и кельты – «близнецы-братья». Впрочем, если согласиться с высказыванием одного из учеников Конфуция, Цзы Ся, о том, что «средь четырёх морей все люди – братья», то тогда и доказывать ничего не потребуется. Что нам «с успехом» и продемонстрировал Валерий Бедель. Не удивлюсь, если вскоре в охотничьих изданиях Павла Гусева появится очередная статья того же автора под названием «Тазы – исконно российская порода борзых». Тем более, что Средняя Азия тоже ведь была когда-то «Россией».
 

Оставить комментарий