Виталий Чернов хотя и живет в Иркутске несколько лет, но без своей малой родины не может: все лето он проводит под Тайшетом. Пусть давно не существует родного поселка Каен, названного бесперспективным и закрытого еще при советской власти, в конце 70-х годов. Сейчас, пока есть силы, мужчина обустраивает собственный остров — 18 гектаров, окруженных Бирюсой.
Виталий Чернов мечтает, чтобы на его земле поселились семейные люди — работящие, хозяйственные, с верой в душе — и занимались животноводством, лесом, рыбалкой. Подальше от мирской суеты — поближе к первозданной природе и Богу.
Виталий Чернов родился в тайшетском Каене — поселке, которого нет на карте с 1978 года; но мужчина не бросает родину — часто навещает
Поклонный крест на горе Солдатский Лог Виталий установил в большой православный праздник — Рождество Пресвятой матери Богородицы
Остров, где мечтает поселиться сибиряк, чтобы жить в ладу с собой и природой, с обеих сторон огибает холодная и богатая Бирюса
Пусто все...
За землю, как за спасительницу, русский человек хватается, когда ему очень худо. Хотя и большая семья у Виталия Чернова: мать, четыре брата и сестра-певунья — близкие души. И жена была, и своих три сына. Но вдруг зашаталось все вокруг — вроде не нужен стал никому.
— Решил: надо за землю цепляться, — рассказывает Виталий. — Вспомнил, что есть у меня еще с конца девяностых два пая по 9 га, со времен, когда меня назначили председателем колхоза в Черчете.
В ту пору у всех на глазах умирало село, и Чернов взялся хозяйство спасти, пока еще стояли зерносклады, водилась дробленка, на фермах мычали коровы. Хотел, чтобы техника на поля вышла сеять, а буренки давали молоко. Да не сумел — смекалки и разворотливости не хватило ему тогда. Сейчас, говорит, по-другому бы к делу приступил. Правда, закрывая колхозы, власть раздала крестьянам земельные наделы. И Чернову с женой досталось. Целый остров — 18 га. Землю выбирал сам — поближе к родовым десятинам, поселку Каен. Давно этот населенный пункт, где долгие годы работал леспромхоз, не значится на карте, но Чернов до сих пор тоскует — не бросает, наведывается часто, хотя и смотреть больно.
— В 1978 году Каен закрыли: ничего нет, пусто, все сожгли, пустоши под сенокосы отвели. Но еще стоят колышки, где мой прадед пасеку держал и ульи ставил, и жив омшаник. Место, где наше подворье раскинулось, также не зарастает травой. Там колодец был, постройки, — делится Виталий. — В Каене работал кирпичный завод: глина редкая, просто уникальная. Недавно мне надо было кирпичей маленько налепить, приехал, прямо тут же: раз-раз — и готово, не нужно даже песка добавлять.
Дедов хутор
Виталий хорошо помнит биографию Каена, которая начинается с 1900 года, — по рассказам бабушки Пелагеи, матери Екатерины, отца Василия. Житье-бытье до революции, покуда семья хозяйничала на хуторе Латышка — по прозвищу соседки-ссыльной, и после нее, Великой Октябрьской.
— Мои прадеды со стороны матери пришли под Тайшет после Столыпинской реформы — из Вологодской области и Пскова, — рассказывает Виталий. — Обосновались ниже по Бирюсе, своим хутором. Прадед жил в гармонии с природой, молитвы знал: ставит пчел — Отче наш читает. И видно, Бог ему помогал.
Сын его, Степан Савельевич, поехал в Канск за иконой, а вернулся с женой — мою бабушку Пелагею сосватал. Она до замужества жила в прислугах при церкви, у батюшки, была начитанной и на хуторе скучала. «Так мне этот хутор надоел, — рассказывала она, — я к людям просилась». Дед Степан загульный был — как истинный русский мужик, мог в карты проиграть, покутить. Все лето работал от души, но, как зима, лошадей запрягает — и в Черчет, в кабак и к друзьям. А бабушка терпеливая — все его загулы выносила. На хозяйстве оставалась и с детьми — их родила 11, выжили 6. В 1930 году семью раскулачили, забрали 6 лошадей, 6 свиней, овец, кур — счету им не знали, столько было скотины. Степана Савельевича в тюрьму посадили, Пелагею Ивановну в ссылку отправили в Канск, с грудным ребенком и старшей дочерью. Моей матери было 6 лет, когда она осталась без родителей и пошла по милостыньку: сестру четырех лет за ручку — и кому полы помыть, кому постирать, за ради Христа. А как жить, есть-то хочется... Было все — не стало ничего.
Бабушка рассказывала: «Бывало, раньше в шайку свиньям наложу хлеба, бросаю, размешиваю, а прадед мимо проходит и говорит: «Вот, молодайка, придет такое время, что ты будешь рада вытащить кусочек хлеба из этой шайки и поесть». Мудрый прадед всю жизнь предвидел. Как сказал, так и получилось. Ему в 90 лет тоже пришлось с сумкой пойти по миру — сухари собирать. Но он и зайцев ловил, рыбу, посеет что-то — старался, внуки и жена старенькая на нем. Дед и бабушка, к счастью, вернулись. Дети подросли, стало чуть легче. Но пришла война, началась тяжелая, непосильная работа. — Мать лучком валила сосны. Вручную, на горе Солдатский Лог — есть у нас такое знаменитое место, напротив моего острова. Гнилое дерево не принимали — только силы зря тратила. За выполнение плана давали три блина. А у нее младший брат. Мать возвращается с работы — Гоша уже ждет голодный.
Лес сплавляли по Бирюсе, Кочетару: бабушка Пелагея Ивановна — по характеру боевая, на Лидию Русланову походила — даже лоцманом была. Бабы заготавливали пруты, крутили плоты, к реке трелевали на лошадях. На таком лесоповале познакомились мои мать с отцом. Его, фронтовика из Джогино, комиссовали в 1942-м после контузии. Мог не вернуться — медсестричка из-под земли откопала. — Отец с войны пришел — совсем не разговаривал, — продолжает Виталий. — Напишет записку матери — та читает. Потом, правда, контузия отошла, речь восстановилась.
Отец встретил немца в Западной Украине, три раза выходил из окружения — не сдался, выжил, ранения вынес, потому что очень домой хотел, признавался потом. Хотя о войне много не рассказывал. Он был пулеметчиком на максиме, первым номером. «Ты видел, как убивал?» — спрашивал я. — «Не знаю, сын. Я стрелял, рядом стреляли. Падали немцы, а кто их — не могу сказать». Правда, одного фрица точно сам зарезал. Стал менять точку (сибиряк-охотник, он понимал, что на одной позиции сидеть нельзя). «Иду, гляжу, куда пулемет перекинуть, вдруг немец двухметровый передо мной возник и на меня смотрит. Растерялся он, и я вроде замер, но нож вытащил быстрее и завалил его». Хотя роста в отце было всего метр пятьдесят.
Виталий горько вздыхает:
— После войны в Каене на 80 процентов жили фронтовики — мужики серьезные, героические. Директором Шиткинского леспромхоза был Герой Советского Союза капитан Михаил Капустин, тоже в Каене жил. Такой поселок — такие люди, но взяли и закрыли...
Журавли над крестом
Так Виталий остался без родины. Где бы потом ни мотала его судьбина — в Черчете ли, в якутском Ленске, где отстраивал город после большой воды, видел Шойгу и Путина, или в Иркутске — тайшетская сторона не отпускала. При первой возможности туда — 6 километров от Черчета: летом через реку на катере, зимой — на лошадях. Теперь его мечта — обустроить остров, который Бирюса огибает с обеих сторон и где он с прошлого года настоящий хозяин.
— Все на моем острове есть: речка, три озера, бор, просто земля-красавица. Природа дивная, воздух чистый, и зверь таежный, и рыба, какой нигде не встретишь. В озерах кувшинки — залюбуешься. Медведь бродит через речку, видел его следы, все думаю: а если лицом к лицу встречу, испугаюсь? Но иду без ружья, с верой... Конечно, под сенокосные угодья трава на острове не растет. Сеять там тоже не будешь. Но можно взять в аренду соседние 50 гектаров, они леспромхозные, и, если заниматься хозяйством, на них пахать и сеять, там раньше пшеница росла. Бычков, овец, коней разводить, пчел. В Каене лес, можно пилорамку поставить. Только силы приложить да дороги построить. До Бирюсинки 30 км — мост через речку сделать, и готово. До другой деревни — 12 км.
За прошлое лето Виталий успел поставить домик и баньку у самого края Бирюсы. Для одного работы немало, а он пока все один — точнее, наедине с природой. Дух укрепляет молитвой: 21 сентября 2011 года установил на горе Солдатский Лог поклонный крест, чтобы людей — охотников да рыбаков, что следуют мимо, — от дурных намерений уберечь.
— Солдатский Лог — место памятное, — рассказывает Виталий. — Бабушка поведала, что в Гражданскую там сильный бой завязался между Колчаком, который прошел через их хутор, и красными партизанами. Природа как специально этот уголок сотворила: горы вокруг, а тут ложбина и дорога, будто не случайно.
Крест я доделал 20 сентября, большой он получился — 6 метров высотой. Позвонил своим ребятам, чтобы помочь подъехали, но они не смогли. Думаю: попробую сам. Яму выкопал, поставил крест на подпорку, к склону прислонил. Примерился, как мне его поднять. Попробовал — не получается. Ну ладно, решил, до завтра подожду. А у нас журавли живут в Каене, на болоте ночуют. Днем на черчетских полях поклюют ячменя, водички попьют на Бирюсе и на ночь обратно. Тут вижу: направляются ко мне — больше ста птиц. Подлетели и над крестом закружились: курлы-курлы... Потом высоко поднялись и в небе растворились.
21 сентября я все-таки поставил крест. Оказалось, в большой православный праздник — Рождество Пресвятой матери Богородицы. А 24 сентября, через три дня, журавли улетели на юг. Получается, попрощались, будто поблагодарили...
***
Отдохнуть от городской суеты можно в экологически чистом районе Тульской области, в 130 км от Москвы, на Охотничьей базе "Барсучок". База представляет собой центральную усадьбу с расположенными вокруг домами отдыха для клиентов и баней. Невдалеке удобно спланировано подсобное хозяйство, которое является не только поставщиком экологически чистого питания для клиентов, но и местом отдыха. Здесь можно поохотиться, пострелять по тарелочкам на специальной площадке, покататься на лошадях, полетать на дельталете, отпраздновать событие.
Развлечения на базе:
- бильярд и бар-караоке;
- спортинг и арбалетный тир;
- лошади, пони, фаэтон, экипаж;
- конное фото-шоу с ловчими птицами и борзыми;
- экскурсионные туры в питомник собак и зоопарк.
.gif){kind=small}
.gif){kind=small}
.gif){kind=small}
