13.11.2013 | Зимой и летом в Карелии: Карелия - край тысячи озер

Сердце каждого охотника и рыболова волнует один только взгляд на карту Карелии. Тысячи озер и рек манят и зовут в дорогу. И вам уже как наяву видны голубые озера с островами, гранитные скалы, бесконечные леса… Карелия – край суровой красоты и очарования – она прекрасна и зимой и летом.

Сердце каждого охотника и рыболова волнует один только взгляд на карту Карелии. Тысячи озер и рек манят и зовут в дорогу. И вам уже как наяву видны голубые озера с островами, гранитные скалы, бесконечные леса… Карелия – край суровой красоты и очарования – она прекрасна и зимой и летом.

Волки

Нам повезло. Только мы выгрузили из автобуса рюкзаки, как сразу же познакомились у магазина в поселке Машозеро со сборщиком живицы Володей. Он пригласил нас к себе в избушку, что в 25 километрах от поселка. Володя охотник, у него есть лайка и свои угодья по сбору живицы – сосновой смолы, где немало глухарей и куропаток, зайцев и норок.

Когда я привязывал к лесовозу свой огромный рюкзак, не умещавшийся в кабине, ко мне подошла маленькая пожилая женщина. Узнав, что мы приехали из Москвы на охоту, стала уговаривать, хоть на пару дней остаться у нее в соседней деревне.

- Волки замучили. Мало того, что всех собак по деревне отловили и съели, так теперь вторую ночь под мою корову подкоп делают. Днем я подкоп засыпаю, да еще бутылок битых накидаю, а им все нипочем. Ведь съедят коровушку.
- Вы уж простите, нам в лес надо, у нас времени мало.

- Ну, хоть патронов дайте, у меня порох кончился еще весной.

Я дал ей пачку патронов с нулевкой, и мы распрощались.

Порожний лесовоз как ураган понес нас по заснеженной Карелии. Спуски и подъемы то слева, то справа, то леса, то болота или спокойно проплывали нас притихшие на зиму озера.

- Володя, - спросил я,- а рыбка клюет?

Моя избушка на берегу озера – спустился и лови. Еще прошлой зимой я опустил под лед лося и двух волков, и до сих пор там тигры – окуни рвут леску.

Волков я добыл в засаде у задранного ими лося. Это ладно, а вот до этого я с волками на свою лайку охотился. В начале марта распадаются зимние стаи, в которые волки собираются с осени. Волки отходят от деревень в глухие места, и начинаются у них свадьбы. И вот в это время я со своей лайкой Доном по крепкому насту отправился на охоту. Рассвет, снег как асфальт, мороз бодрит, идти легко, и Дон ушел по насту в широкий поиск. Слышу, лает и вроде гонит кого – то, ну я на краю рады* затаился, жду.

Вижу, бежит в метрах в двухстах волк, а за ним мой Дон. Бегут на меня, и волк игриво хвостом помахивает. Ясно, это волчица и у нее течка. Я стал перезаряжать ружье картечью и вдруг справа, впереди, срывается из кустов волк, а потом еще один и мгновенно исчезают в лесу. Я наугад запоздало дуплечу. И волчица, конечно, рванула в сторону. Эх, на каждый час ума не напасешься! В эти же дни волки по насту зарезали лося недалеко от моего озера, ну я в отместку засаду и устроил. Потом решил проверить по следам, как они этого лося взяли?

Лось зимой старается много не следить, и волки не быстро найдут, да и у нас снега много. Но уж если волки вышли на след, то делают загон и легко берут молодого неопытного лося, а уж больной всегда обречен. И вот на этого лося вышли волки, и пошли по его следу, а как кончилась вырубка с мелколесьем, и начался густой ельник, три волка залегли у следа, а четвертый пошел делать загон. Он сделал огромный полукруг, и стал, не спеша, челноком, двигаться по направлению к предполагаемой лежке зверя. Лось лежал мордой к своему следу и, услыхав подозрительный шум, стал осторожно выходить своим следом, как уже проверенным и безопасным. Волки из засады внезапно одновременно набросились на лося с двух сторон и разорвали ему сухожилие задней ноги и живот.

Северные олени

Был тихий пасмурный день. Оттепель. Василий с Володей ушли на ламбину ловить окуней, а я на охоту. Мне хотелось пройтись по длинной гряде заманчиво возвышающейся за второй ламбиной. Снег осел, уплотнился, и был трудно проходим. Но когда я вышел на гряду, идти стало легче, потому что здесь он лежал не на ягодниках и травах, как в низинах, а на земле. Сосны здесь чередовались с елями, у которых лапы были до земли, на них висели длинные бороды лишайников. Слева от меня, где – то внизу в просветах виднелась ламбина, справа, болото с редкими тугорослыми соснами.

Я надеялся на встречу с глухарями, для чего зарядил ружье патронами с нулевкой и держал его наготове. При этом, не забывая изучать следы на снегу. Вот по упавшему дереву пробежала куница, в густом подлеске натоптал заяц – беляк, а на крутом склоне, где вытаяла брусника, видны наброды глухарей. Откуда – то, справа, снизу, вылетел рябчик и сел в метрах в тридцати впереди меня на еловую лапу. Перезарядиться он бы мне не дал, и я выстрелил по нему глухариной дробью.

Рябчик, вместо того чтобы упасть вниз, полетел вертикально вверх, в небо. Вот он уже выше елки, запорхал на одном месте, сложил крылья и упал камнем на землю. Наваждение какое – то! Я стоял с переломленным ружьем, открыв патронташ, и думал, что же мне теперь зарядить? И, вдруг, слева, со стороны ламбины стал нарастать шум, непонятный жуткий, оглушающий! Будто прорвало плотину и весь лед озера, ломаясь и громыхая, несется на меня. Он сметет меня вместе с деревьями с этой гряды! Я оцепенел от ужаса, ожидая развязки.

Стадо северных оленей вылетело наверх, прямо на меня! Я мгновенно ожил, зарядил патрон с пулей и выцелив одного из оленей в переднюю лопатку – выстрелил. Он рухнул, пуля пробила оленя навылет и врезалась в сосну, обнажив пятно светлой древесины. Остальные олени бежали мимо меня, чуть ли не задевая рогами.

Причиной невероятного шума был лед в несколько слоев, который часто бывает в Карелии. Когда по такому «пирогу» бежит стадо оленей грохот стоит жуткий.

Белые куропатки

Ноябрь, северная Карелия. Мы с Сергеем Пластининым еще с вечера собрались поохотиться на белых куропаток. Утром встали, вышли из избушки – надо же, снега нет, за ночь он полностью растаял, лес набух водою, потемнел, и лишь на полянках светилась алая брусника. На вырубках, где мы обычно охотимся на куропаток, конечно, делать нечего, а где же они? Интересно! Хитрые белые пребелые зайцы в таких случаях прячутся по болотам, а белые куропатки?

Мы с Сергеем решили обойти вырубки вокруг, по лесу. И вот в сумрачном мелком сосняке я увидел выглянувшую из – за дерева голову куропатки, потом еще одну и еще… Я замер от неожиданности и любопытства, позабыв про ружье. Они меня подпустили так близко потому, что они прятались за деревьями от Сергея. Сережа шел шумно, полукругом, а куропатки, вытянувшись вертикально вдоль стволов, как маленькие балерины, переступали своими мохнатыми лапками, синхронно передвигались вокруг сосен. Они прижимали головы с испуганными темными глазками к шоколадной коре, лишь иногда выглядывая, чтобы определить, где теперь опасность. И, вдруг, откуда – то прибегает еще одна балерина – курочка и становится рядом с подружкой, а та, сама, еле умещаясь за деревцем, начинает ее отталкивать, и завязалась драка. Я так засмеялся, что куропатки вмиг исчезли. Появился Сергей.

- Сережа, пойдем на рыбалку, - все еще улыбаясь, предложил я.

- Сначала пообедаем. Маслов обещал блинчики с зайчатиной.

Мы быстро зашагали напрямую к избушке, и Сергей все больше сиял, а потом вообще запел, да и я ему подпевал.

Таежный фонтан

Конец ноября, мы идем по лесовозной дороге, нагруженные рюкзаками, отпуск кончается – возвращаемся домой. По обе стороны дороги вырубки, редкие молодые деревца, да сугробы.

Вдруг, впереди, Беркут – наша лайка – облаивает кого – то на одинокой тоненькой сосенке с шапкой веток на верхушке. Мы снимаем рюкзаки и окружаем дерево, высматривая белку. Сашка Маслов, встав у самого ствола, первый высмотрел там что – то рыженькое, ну и бабахнул туда для проверки. А оттуда, как курица с нашеста, с ветками и снегом, квохча и хлопая крыльями, падает на него здоровенная глухарка! Даже Беркут присел, а мы, с открытыми ртами и ружьями в руках, застыли вокруг, как статуи фонтана «Дружба народов».

Наш Маслов

Если глухарка стремится забраться в гущу веток и затаиться, то глухарь, наоборот, садится на вершину сосны, и как хозяин обозревает окрестность, важно поводя своей бородой. При опасности он ловко ныряет с противоположной от охотника стороны дерева головой вниз и уже потом выравнивает свой полет, маневрируя между деревьями. Только и слышно хлопанье крыльев. Единственный, кто из нас с подхода убивал хитро слетающих глухарей – это Маслов. Он стрелял по ним молниеносно, от живота, навскидку.

Помню, еще в молодости, когда мы в подмосковных полях охотились на вяхирей, у него из – под ног, раскинув картофельную ботву, вылетел тетерев и Сашка мгновенно выстрелил, сделав в спине у петуха дырку, как от пули.

А как он легко и виртуозно распутывает заячьи следы даже по глубокому пушистому снегу и стреляет невидимого белого беляка по снежным всплескам, вспыхивающим в заснеженных кустах!

Но вернемся в Карелию.

Как – то мы охотились на вырубках на белых куропаток и к концу охоты, уставшие, возвращались к избушке. И, вдруг, кто – то крикнул: - «Воздух»! Закрутились, завертелись. На нас налетает глухарь – открыли канонаду, и глухарь падает. Сережа сказал – от угара. Стали выяснять, кто чем стрелял и, придя в избушку, мы первым делом ощипали глухаря. Нашли две ранки на груди от Сашкиной нулевки. Он успел перезарядить один ствол после крика «воздух»! А у нас у всех были заряжены ружья патронами с мелкой дробью на куропаток, которая посекла лишь перо. Реакция – с ней нужно родиться!

Медведь

Поохотившись в прекрасной зимней Карелии, мы вернулись на лесовозах в поселок Шомба, и зашли, как обычно к Юдиным: поделиться оставшимися боеприпасами, подождать в тепле автобус до Кеми и рассказать об охоте. А вот слушать – то пришлось нам. Еще бы! Они прошлой ночью в своем огороде застрелили огромного медведя!

В сарае при свете фонарей мы рассматривали растянутую на всю стену шкуру медведя и слушали старшего Юдина.

- Медведь ночью выломал вот это окно и, переломав позвоночники всем девяти овцам, сложил их штабелем вот в этот угол. Мы тусклый свет фонарей от шкуры перевели в угол, где недавно лежали и предсмертно хрипели сложенные медведем, как дрова, несчастные овцы.

- Было ясно, - продолжал Юдин, - что медведь следующей ночью вернется за овцами, и мы стали думать, как его добыть в темноте, не рискуя головой. Сошлись на одном – засаду нужно делать на чердаке дома, да и окно чердака аккурат выходит к сараю. Сынок, расскажи, как ты его завалил.

Его сын переступил с ноги на ногу, вставая потверже, поуверенней и высвечивая шкуру фонариком, двумя пальцами показал нам две дырки совсем рядом в центре шкуры. Вход и выход через позвоночник и тихо продолжил рассказ отца.

- Все мои домашние спали в одежде, с ружьями у кроватей. Кто его знает, как поведет себя раненый шатун. Я на чердаке чувствовал себя даже безопаснее и спокойнее, чем они там внизу. Поселок наш притих, слышно лишь, как речка журчит по камням. Я приглядывался - приглядывался, прислушивался – прислушивался – только смутные силуэты и тишина. По левому краю вдоль забора у нас растут две елки, а стало вдруг три… И одна, зашевелилась! Я, как мог, прицелился в нее и выстрелил. Рев, шум, и се стихло. Мне почему - то стало невыносимо одиноко и тревожно, но вскоре все с ружьями сбежались ко мне. Медведь иногда ревел и успокаивался. Мнение было одно: я, видимо, попал ему в позвоночник, иначе бы он убежал. Нужно ждать рассвета и на грузовике соседа подъехать и добить его.

Утром, с ружьями в руках, мы ворвались к соседу, все объяснили, завели машину, залезли в кузов, и, подъехав к забору, добили зверя.

Я подумал, какая мистическая и, наверное, справедливая расплата. Овцы всю ночь мучались с перебитыми позвоночниками, и медведь тоже.

За столом, закусывая солеными сигами и медвежатиной, мы слушали довольного Юдина.
- Может, женим нашего меткого охотничка? Мяса у нас навалом, и гульнем недельку! А, ребята?

На Паньгоме

В верховье река Паньгома неожиданно расширяется и преображается в длинное спокойное озеро с едва заметным течением посередине. Здесь в изобилии водятся светлые голубые окуни, язи, сиги. По берегам много глухарей, тетеревов и рябчиков, а по вырубкам – белых куропаток.

На опушке, на берегу залива, стоит охотничий домик, в котором мы поселились. Мои друзья ушли на охоту, а я дежурю по лагерю. Наловив с берега на удочку мелких окуней и опустив их в канн с водой, отправляюсь за щуками на лесное озеро, на ламбину, где я обнаружил небольшой плот. Переоборудовав удочку под живцовую, отплываю метров на тридцать от берега и, пропустив шест между бревнами, втыкаю его в илистое дно.

Пока я снаряжал снасть, несколько окуньков в кане уснули, пришлось их выбросить. Не успели они отплыть по водной ряби и десяти метров, как вдруг из воды высунулась щучья пасть и хлоп одного окуня, хлоп другого, третьего. Я трясущимися руками нацепил на тройник самого крупного живца и забросил снасть в это место.

Поплавок вырезан мной из сосновой коры, он неприметный и не отпугивает рыбу даже при малом спуске. Крупный живец заставляет его плясать, заныривать. Появляется открытая щучья пасть, ловит поплавок и отрывает его вместе с леской.

Я скорей к берегу, к избушке. Схватил тройники, леску, поплавки. Примчался на озеро, доплыл до места, воткнул шест, закинул снасть.

Вскоре поплавок начал медленно погружаться. Рано, рано, еще рано! Пора! Подсек – есть! Вываживаю рыбину наверх – всплески, брызги, колесом вокруг плота мечется огромная щука, а я, вцепившись в удилище, еле сдерживаю ее порывы. Щука применяет свой классический прием – уходит под плот и отламывает кончик хлыста. С напряжением жду, когда он появится на поверхности. Вон он, выплыл! Снимаюсь с «якоря» и начинаю погоню. Обломок кончика удочки длиной около метра рыбу ничуть не утомляет, и при приближения плота он стрелой удаляется. Я уже устал махать шестом – плот не байдарка. Вновь причаливаю к берегу, бегу к избушке, налаживаю спиннинг и назад.

Где же обломок, где? Ага, вот он! Подплываю ближе, ближе, закидываю блесну и, немного подождав, веду ее медленно – медленно. Есть! Леска натягивается и уходит в сторону. Я даю рыбине вволю нагуляться – катушка и гибкий спиннинг это позволяют. Утомив щуку, как можно осторожнее направляю ее параллельно бревнам и заваливаю на плот…

А на берегу, с бархатно-черным глухарем в руках, ликуют мои прекрасные друзья!

Вечером на луде

Жаркая и сухая погода напрочь отбила аппетит хищным рыбам. Мы ловили на троллинг и дорожку, спиннингом и отвесным блеснением. Улов после каждой рыбалки – кучка окуньков для ухи. А ведь какое это прекрасное время в Карелии – начало августа! Огромный световой день и комфортная погода позволяли нам устраивать увлекательнейшие экспедиции по Онежскому озеру, по Путкозеру и губе Святуха. Мы любовались высокими скалами и уютными заливами, фантастическими рассветами и закатами, божественными островами Онеги. Но главное занятие в этих путешествиях – охота со спиннингом, была по результату почти на нуле – видимо вода, которая должна остывать, нагревалась и хищники к еде равнодушны.

Многие карельские озера отличаются низкой температурой придонного слоя воды зимой и летом. Там и отстаивалась рыба, и эхолот показывал ее скопление на таких участках на глубине от 20 до 40 метров. Мы опускали даунригер с воблером или блесной в эти стада, в основном лососевых рыб, и пытались игрой проверенных приманок возбудить их аппетит. Но напрасно – поклевок не было. Со временем выяснилось, что окуни, в общем, то дневные хищники, ведут охоту только на закате. Это в дельте Волги закат длится несколько минут, а в Карелии он может гореть часами, плавно перемещаясь от запада к востоку. На Путкозере, на берегу, которого мы жили у приятеля Андрея Зотова, есть группа островов, у которых и был замечен вечерний бой окуня.

В один из вечеров мы с Володей сели в надувную лодку с мотором и помчались к островам. Бирюзовое небо с подсвеченными закатным солнцем розовыми облаками отражалось в тихой зеркальной воде. За первым островом мы увидели редкие, тихие всплески рыб. Подплыли поближе, и под нами оказалась обширная луда до двух метров глубиной. Вода такая прозрачная и тихая, что даже при закатном солнце были хорошо видны стайки окуней на фоне валунов и каменных плит. Мы заякорились и начали ловить. Тук – тук – сидит! Заброс – поклевка! Окуни тяжелые, красивые, буйные – они азартно клевали на небольшие светлые вращалки. Когда клев затихал, мы перемещались по луде, хорошо видя ее границы – крутые свалы. И окуни опять с простодушной отвагой хватали наши блестящие обманки.

Мой спиннинг согнулся колесом, взвыл ослабленный фрикцион, и на дальнем конце лески повисла живая тяжесть. Кто-то охотится на окуней – скорей всего щука. Прощай любимая вращалка. Но рыбина поддается и приближается к лодке. Володя подготовил подсак. Вот она! Да это же окунь! Ух, какой! Мы полюбовались полуторакилограммовым красавцем, посадили его на кукан и продолжили ловлю. Окуни - гиганты хватали наши блесны на краю луды, уходили в глубину, в сторону за валуны… Поднятые в лодку и высвеченные разгоревшимся закатом они походили на огромных золотых форелей.

У рыболовов существует свое разделение окуня: «матросики», «мерные», «горбыли». «Дальше по шкале, - как определил Владимир Солоухин, идут редкие экземпляры, названия им придумать невозможно. Они выше всяких названий. Они – мечта!»

За лососем

Мы приехали в Карелию целенаправленно – ловить в реке лосося. Но когда попадаешь в этот сказочный озерный край в середине лета – от желаний хоть разорвись. Так хочется заглянуть на соседнюю речку, поохотиться на осторожного, стремительного хариуса, а на озере, где вода прозрачная, как воздух, вдоль подводных скал половить красавицу палию. А там, на лудах бьет окунь, на ламбинах зверствует щука, а на тихой лесной речке среди лилий берет язь. Куда ни пойдешь – под ногами ягоды и грибы. Красота кругом такая, куда ни посмотришь – готовая фотокартина. И многое бы не успеть, да выручают белые ночи.

Летом озерный лосось поднимается на нерест в чистые, порожистые реки. Сильный и красивый, агрессивный в брачный период, он засекается сам и, пытаясь освободиться от блесен и воблеров, делает такие невероятные «свечки» и броски в бушующих перекатах, что даже опытные рыболовы теряются. Добыча такого трофея – триумф!

Владимир Киселев
 

Оставить комментарий