27.12.2010 | С гончей за беляком

На субботнее утро запланирована очередная охота с гончей. С трудом просыпаюсь по противному писку будильника в шесть часов утра. Ужасно болит горло и колотит легкий озноб от еще не прошедшей простуды. Теплая постель тянет к себе, и тотчас придумывается тысяча оправданий, чтобы остаться дома: у меня наверняка температура; прогноз обещал сильный снегопад с утра; угодья не богаты зайцем, да и старый выжлец гоняет уже не так, как раньше…

Но, с другой стороны, сколько же может продолжаться эта черная полоса невезения: уже три раза в этом сезоне ездили с собаками и до сих пор не взяли ни одного косого — то погода подвела, то просто не повезло…
Решительно отметаю все отговорки и быстро собираюсь. Есть такое слово: «Надо!» Глоток горячего кофе окончательно пробуждает ото сна; подхожу к окну и, секунду помедлив, отдергиваю занавеску. От легкого волнения быстрее забилось сердце, ведь, по сути, от того, что за погода будет на дворе, зависит половина успеха охоты. Порадует ли глаз ночная пороша, искрящийся в свете луны снег и звездное небо или огорчит, убив всякую надежду, затяжной снегопад или сильный мороз?

Выпало второе, правда, к счастью, без заморозка: крупные хлопья снега, гонимые ветром, наискось спешили к земле, мелькая в тусклом свете уличного фонаря. «Эх, была не была — не поохочусь, так хоть прогуляюсь на свежем воздухе!» — подумал я, выезжая на заметенное снегом шоссе. Но мой заряд оптимизма, подпитываемый мурлычащей любимыми песнями магнитолой, стремительно таял по мере приближения к заветной деревеньке где-то на границе Московской и Тверской областей. Снег лупил в лобовое стекло все сильнее и сильнее, и, силясь разглядеть скрытый белой мглой горизонт, я вслух произнес то, в чем боялся признаться себе с самого начала: «Сегодня охоты не будет».

Набираю номер старого знакомого. Томительно долго тянутся гудки в трубке. Услышав наконец на том конце провода голос Геннадия, владельца русской пегой гончей, чувствуя неловкость, понимая, что, наверное, только что разбудил человека, говорю: «Ген, скоро буду, но, похоже, сегодня идти в лес смысла нет». — «Ну уж приезжай, раз выехал. Часок походим», — успокаивает Гена, и на душе сразу становится легче. Прогулка так прогулка.

Хищно рыча двигателем, лендровер пробирается по проторенной лесовозами дороге и вскоре останавливается на небольшой поляне. Вылезаем из машины и еще раз понимаем, что шансов у нас нет никаких — ночные жировки давно занесло, даже если и поднимем зайца, то стоящий стеною вокруг нас заснеженный лес скроет звуки гона на небольшом расстоянии. Хорошо хоть, что погода стоит мягкая, около нуля градусов. Все-таки спускаем с поводка гончака, и он сразу уходит в полаз. Сами же решаем штурмовать ближайшую крепь. По словам товарища, это излюбленное место обитания зайцев. Но сейчас беляк затаивается мертво по укромным местам, и стронуть его с лежки нелегко.

Пыхтя и отдуваясь, перелезаем через поваленные стволы деревьев. Местами снега по колено. Получая ветками по лицу удар за ударом, лезем через кусты; ежимся от упавшего за шиворот снега и мокнем изнутри от пота.  Наши ружья давно забиты снегом, и утешает лишь то, что скоро час «прогулки на природе» подойдет к концу. Хорошо, что я хоть немного вошел в форму на последней охоте в середине этой недели, пробежав с пятнадцать верст по снегу, а то совсем было бы тяжко.

Погрызенные ветки указывают на любовь зайцев к этим местам, однако какого-либо намека на следы ушастых разглядеть не удается. Обещанный час прошел, и, как будто почувствовав это, к нам подбежал выжлец, в укоризненном взгляде которого без труда читалось: «Хозяин, ты что, с ума сошел!?» Переглянувшись, молча соглашаемся с нашим четвероногим другом, что пора двигать домой, и продираемся в сторону ближайшей просеки.
Понурые, плетемся назад, как вдруг краем глаза замечаю в стороне заячий малик —  припорошенный снегом, но все еще различимый. Ставим собаку на след, и не проходит минуты, как, нарушив тишину притихшего леса басистым, раскатистым гоном, выжлец отдает голос по поднятому зайцу.

Возвращаюсь к лежке и решаю остаться рядом, однако гон сходит со слуха. Промаявшись с четверть часа, не выдерживаю и подхожу ближе. Опять слышу, как гонит зайца выжлец; гон сворачивает в нашу сторону; спешу подстроиться. Тут и Геннадий занял номер на краю вырубки. Что есть силы бегу на ее другой конец к поросли молодых елочек, привлекательных для заячьего лаза. Легкие готовы разорваться, ноги, увязая в снегу, отказываются нести уставшее тело дальше, в горле пересохло, пот, стекая по лицу, застилает глаза, а ружье опять забито снегом. Но вот я на месте. Спешно продуваю стволы и, крепко сжав свою «фузею», застываю без движения.

Гон все ближе и ближе. Я, как стрелок-стендовик, немного нагнувшись вперед и приготовившись к выстрелу, оглядываю пространство перед собой, готовый в любую секунду вскинуть ружье к плечу и выстрелить. Неожиданно гон сворачивает в сторону Гены. С надеждой жду выстрела, но нет, гон уходит дальше. Выждав немного, двигаюсь в его сторону. Почти одновременно с приятелем мы вываливаемся из снежных завалов на узкую просеку, к которой изначально держали путь.

Перемолчка. Отдышавшись, с удовольствием пьем горячий чай с лимоном, шепотом обсуждаем план дальнейших действий. По словам Гены, наш косой — местный профессор,  уже пять раз гонял его охотник, да все никак не возьмет: беляк не хочет идти кругами, наворачивает замысловатые зигзаги или просто уходит по прямой. Вот и в этот раз к лежке не вернулся, на круг не пошел… Наши размышления прерывает заливистая песня — с вязкостью у нашего гончака все в порядке, немало зайцев перевидал он на своем веку и так просто от ушастого не отстанет. Пожелав друг другу ни пуха ни пера, расходимся в разные стороны.

Нахожу перспективное место у поваленной ели на краю просеки — прострел отличный в обе стороны метров на тридцать пять. О-па! А это что за следы? Да здесь наш белячок дважды пересекал чистину. Может, и в третий раз пробежит? Ставлю в нижний ствол c цилиндром самокрут единички с войлочными пыжами, а в получок — заводскую единицу в контейнере. Жду. Опять перемолчка. Геннадий говорил, что там жуткий бурелом; заяц быстро путает следы и забивается где-нибудь под валежником, и у собаки уходит много времени, чтобы выковырять его оттуда. Так и есть: то раздается одиночное «гав-гав», то наш помощник снова замолкает минут на десять.

А кругом молчаливо стоит лес, сгорбившись под тяжестью выпавшего снега. Не слышно ни одной пичуги, даже вечно веселые синицы куда-то подевались. Лишь трудяга дятел продолжает свою работу, да тяжело скрипят под ветром высокие сосны. Небо затянуто серыми тяжелыми тучами, из которых еще продолжают сыпаться редкие снежинки. Время от времени упадет с еловой ветки снег, привлечет внимание охотника, судорожно сжавшего в руках двустволку, и снова все кругом окутывает тишина…

Гончая, не отдавая голоса, по-прежнему где-то впереди на следах, а я, борясь с подступающим холодом, терпеливо жду. Наконец лес снова оживляется. Выжлец побудил зверя, гон приближается, и заяц в первый раз делает полный круг, проскочив дорогу за спиной у Гены и перебежав ее повторно недалеко от меня, вне зоны видимости. Вскоре следом за ним, тяжело дыша, из леса вываливается собака и устремляется дальше в погоню. Не уйдя далеко, гон снова поворачивает на меня. Отбежав немного в сторону, занимаю позицию за невысокими елочками. Нервы напряжены до предела, я на взводе, выжлец голосит метрах в ста, понимаю, что вот-вот косой должен где-то рядом перескочить через просеку. Боковым зрением замечаю движение в тридцати метрах слева. Белое пятно мелькнуло на фоне зеленого елового подроста, и на дорогу шариком выкатил беляк. Вскинувшись, бью из нижнего ствола. Из зайца летит пух, и он замедляет свой бег. Тотчас посылаю второй заряд, и косой застывает без движения на снегу. Подхожу, поднимаю увесистого беляка и на весь лес, распираемый от счастья, кричу: «Готов!!!»

Дмитрий Кашин, фото автора