17.11.2010 | Записки испытателя

Честно говоря, предложение провести испытания нового охотничьего патрона на морских зверобойных промыслах для меня не было совсем неожиданным. Хотя в тот момент по своей работе отношения ни к оружию, ни к патронам я не имел. Прошло всего чуть больше года после моего возвращения из армии, где я вполне добросовестно отслужил 3 года, получил квалификацию радиотелеграфиста 1-го класса (морзянка латинским шрифтом), а сейчас работал лаборантом в научно-исследовательском институте Океанологии. Я уже поступил на отделение «Охотоведение» в Балашихе, но не отказался от предложения работать в таком известном институте, считая,
что разного рода биологических направлений там хватит и на мою долю.

Каким-то мартовским днем 1963 года меня пригласили к заместителю директора института, который сказал, что один из институтов Миноборонпрома просит выделить сотрудника для проведения испытаний нового охотничьего патрона на морских зверобойных промыслах, и в этой просьбе конкретно указана моя фамилия. Если я ничего не имею против участия в этих работах, то на днях будет подписан приказ, и я могу оформлять командировку. Разумеется, я согласился.
Получение командировки у нас в институте не заняло много времени, пришлось только поставить штамп, с которым командировочное удостоверение служило еще и пропуском в погранзону. А ехать мне предстояло в Мурманск. В сам город можно было приехать и без пропуска, но предстоял выход в море, а море там – это уже погранзона. В оборонном НИИ оформлений было больше: накладные на оружие и патроны, разрешение на провоз. Временное разрешение на ношение оружия выправлять мне не стали, логично решив, что до Управления тралового флота в Мурманске я довезу оружие и с этими документами, а в море уже не станут проверять, кто пользуется привезенным оружием. Меньше хлопот. Тем более что везти карабин обратно не нужно, он оставался в распоряжении местных зверобоев треста «Севрыба».
Теперь о самом оружии. Для этих испытаний было собрано несколько карабинов СКС, но со стволами калибра 5,6 мм. А испытывать предстояло многим теперь известный 5,6х39. Как меня просветили в НИИ, за год до описываемых событий в Мурманск уже был отправлен один карабин с патронами для пробы на промысле морского зверя, но о результатах проб ничего не сообщалось, несмотря на просьбы разработчиков. Вот и решили теперь отправить не один карабин, а с представителем, который должен не просто присутствовать на судне, но и участвовать в промысле. Почему выбор пал на меня? Этому, конечно, были причины. Отделом, где разрабатывали этот патрон, руководил мой отец, поэтому и с карабином СКС 5,6, и с патроном 5,6х39 я ознакомился достаточно хорошо, да и стрелковые навыки у меня были весьма устойчивыми.

Климат в Мурманске, на мой взгляд, так себе. На побережье Кольского полуострова борются два климата: один теплый, с моря от Гольфстрима, а другой материковый, полярный, подпитываемый Арктикой, той ее частью, куда не доходит теплое течение. Поэтому погода меняется часто, в зависимости от того, кто пересилит. Тусклым серым утром поезд и привез меня в Мурманск. Как это часто бывает, ожидание затянулось, сроки подкорректировали, а выход в море назначили на 6 апреля.
Определили меня на зверобойную шхуну «Тюлень». «Тюлень» был специализированным морским судном датской «ледовой» постройки. Он имел глубокую осадку, а, следовательно, глубокий трюм, восьмислойные дубовые борта и яйцевидную форму корпуса. Такой корпус льды не давят, а выдавливают. Водоизмещение шхуны 320 т, дизель трехсотсильный.
Я заранее был внесен в «Судовую роль», так называется согласованный со всеми службами список выходящих в море, поэтому никаких вопросов у пограничников не возникло.
Поместили меня в маленькую двухместную каюту. Моим соседом по каюте оказался Сергей Иванович Детков – гарпунер шхуны. Гарпунер – это такая должность на зверобойной шхуне. Конечно, ни гарпунов, ни гарпунных пушек на «Тюлене» не было, но, как дань традиции, такую должность сохранили, только функции ее носителя изменились – он ведал боекомплектом шхуны (оружие и патроны). Как я потом узнал, должности стрелка-зверобоя на шхуне не было вообще, команда стрелков формировалась по результативности стрельбы. Я так думаю, что каждый член команды попробовал себя в роли стрелка, но не у каждого это пошло. Хотя, как выяснилось потом, дело не только в стрелковых навыках, но об этом немного позже. Наиболее приятельские отношения у меня завязались с Сергеем Детковым, старшим механиком Александром Николаевичем Зориным и Евгением Филиным – матросом. Экипаж шхуны, всего 22 человека, состоял в основном из молодежи – средний возраст команды не более 30 лет. Несмотря на молодость, все они опытные моряки, плавают уже по 7–9 лет. Командовал шхуной один из опытнейших капитанов-зверобоев Константин Александрович Постышев. Еще одним примечательным и очень приятным человеком был боцман шхуны Рой Хемрович Путконен. Финн по национальности, он с рождения жил в Архангельске. Плавал на «зверобойке» до войны, потом воевал и после войны снова вернулся на зверобойные суда. 

В ночь с 5 на 6 апреля мы отошли от причала и пошли к выходу из Кольской губы. Впереди нас ждал суточный переход до ледяной кромки, это примерно 100 км. Баренцево море приняло нас не очень приветливо. Северо-западный ветер гнал хорошую волну. Шхуну заметно «болтало», и я стал чувствовать приступы морской болезни. Весь день 6 апреля провалялся на топчане. Пока лежишь – все вроде бы в порядке, но стоит встать, как начинается головокружение и поднимается тошнота. Есть не хочется, да и опасно. Вечером Сергей развел мне сухого молока, я выпил две кружки и уснул. Утром проснулся как «новенький» и на весь рейс забыл о морской болезни, а к вечеру вошли в лед, где и волны-то никакой не было. На выходе из Кольской губы наша шхуна на несколько минут пришвартовалась к довольно большому рыболовецкому судну, с которого нам на палубу вывалили килограммов 200 разной свежей рыбы. Питание на нашем судне (колпит) и так было неплохим, но эта рыба нам все равно не помешала.
Основная цель нашей экспедиции – добыча гренландского тюленя, линные залежки которого сосредоточены в Белом море. Гренландский тюлень довольно крупное животное, вес самцов достигает 160 кг, самки, как обычно, немного мельче. Считается, что популяция гренландского тюленя состоит из трех обособленных стад: беломорского, ньюфаундлендского и ян-майенского. Четко обособленное положение эти стада занимают в период с осени до весны, летом же звери рассредоточиваются вдоль ледяной кромки. Рождение детенышей происходит в конце февраля. Первые две недели жизни маленький тюлень имеет очень красивый густой желтый мех с зеленоватым оттенком. На этой стадии охотники его называют «зеленец». Через две недели он белеет и остается таким до месячного возраста уже под названием «белёк». В науке не выделяют первую цветовую стадию – «зеленец», а «бельком» называют детеныша от рождения до месячного возраста, т.е. пока не начал линять. Он кормится молоком матери весь этот месяц, в течение которого постоянно находится на льду. С началом линьки – превращением белька в «серку», кончается «молочная» диета, молодой тюлень осваивает водную стихию, а у взрослых начинается гон, который продолжается всего полторы недели. 

После гона наступает ответственный и весьма энергозатратный период – линька. Похудевшие звери почти не кормятся, а сутками лежат на льду, в основном на кромке разводий, оставляя на месте своей лежки слой выпавшего волоса. Именно в это время и производится охота на взрослых зверей. Она заключается в скрадывании групп тюленей и отстреле их из нарезного оружия. Но и щенение, и выкармливание молодняка, и гон, и линька проходят на льдах Белого моря, а пройти туда и вести промысел зверобойные суда могут только тогда, когда во льдах появятся разводья и когда можно будет войти в Белое море. Если посмотреть на карту, то хорошо видно, что это море имеет узкое горло, которое весной забивается плотным льдом, и, несмотря на то, что основная акватория Белого моря уже имеет хорошие разводья между ледяными полями, позволяющие вести активный промысел, пробиться через горло самостоятельно, без помощи ледоколов шхунам удается редко.
Формирование стоящих в промысловом отношении линных залежек происходит в первой половине апреля, и этот процесс отслеживает авиаразведка. С интервалом в два дня самолет обследует акваторию Белого моря, сообщает о наличии тюленей и плотности льда в горле моря. Информация приходит в управление «Севрыба», которое и дает команду зверобойным
судам направляться в район основного промысла. В ожидании этой команды мы должны ходить вдоль ледовой кромки и стрелять морского зайца – лахтака. Лахтак – крупный тюлень, его масса доходит до 300 кг, но он не образует скоплений. Звери рассредоточены по ледовой кромке, они тоже находятся в процессе линьки, но лежат поодиночке, обычно на расстоянии 200–300 метров один от другого, и поэтому шхуне приходится подходить персонально к каждому тюленю. Отстрел морского зайца ведется прямо со шхуны. Дело в том, что лед кромки в основном мелкий и только отдельные льдины могут выдержать вес человека или тюленя, кроме того, почти постоянно с моря (с чистой воды) идет волна, которая колышет этот мелкий лед, не давая ему оформиться в сколь-нибудь прочные участки. И потом, все-таки весна уже. Лахтак выбирает для лежки достаточно прочную льдину и спокойно лежит на ней, по-видимому, чувствуя себя в полной безопасности.
Раним утром 7 апреля наш «Тюлень» подошел к кромке льда. Я вышел на палубу и поднялся на полубак. Там уже стоят с винтовками лучшие стрелки – Сергей Детков и Александр Николаевич. Капитан с мостика осматривает в бинокль ледяные поля. Кое-где на льду виднеются темные черточки – это морские зайцы. Охота на них не особенно сложна и заключается в следующем. Капитан высматривает наиболее крупного зверя в бинокль и направляет к нему шхуну с подветренной стороны. Не доходя метров 300 до зайца, выключается двигатель. Движемся по инерции. Заяц довольно спокойно относится к приближающемуся судну, и мы без риска его спугнуть подходим на 60–70 метров. Стреляем по очереди, один стреляет, а двое других держат зверя на мушке и в случае промаха или ранения достреливают его. К убитому зверю шхуна подходит очень осторожно, важно не расколоть льдину, на которой лежит заяц, а оставить ее по борту. Один из матросов соскакивает на льдину, быстро цепляет зверя за ласты к крюку лебедки и возвращается на борт. Эти действия требуют большой сноровки, т.к. сделать все нужно примерно за одну минуту, иначе шхуну пронесет мимо и теряется много времени, чтобы вернуться и принять на борт человека.
Капитан направляет шхуну к двум крупным зверям, лежащим почти на одной линии один за другим примерно в полутораста метрах. Прошу у капитана разрешения сделать выстрел первым. Он колеблется. Сомнения его мне понятны, уже был разговор на эту тему. Во-первых, маленький по сравнению с трехлинейным патрон, есть сомнения в его достаточной убойности. Во-вторых, какой я стрелок, никому не известно; то, что на моем карабине стоит оптический прицел, не рассеивает, а добавляет сомнения. Зверей же терять жалко. Продукция, которую можно получить от двухсоткилограммового лахтака, стоит примерно 180 руб. (в деньгах и ценах того времени). Приемная (заготовительная) цена 1 кг шкуры с салом (она называется «хоровина») – 1 руб. 30 коп, 1 кг мяса (для звероферм) – 60 коп. В общем, колебания капитана вполне оправданны. Наконец он решается. Занимаю место стрелка на самом носу шхуны и выбираю удобный момент для выстрела. Обычно начинаем стрелять с дистанции 50–60 метров, т.к. зверь, как правило, на такое расстояние допускает судно довольно спокойно. Выстрел был бы простым, если бы не условия стрельбы. День очень солнечный, и смотреть на белоснежные льдины трудно, начинают слезиться глаза, кроме того, с чистой воды нам в корму идет крупная зыбь и нос шхуны с амплитудой примерно 4 метра опускается и поднимается, заставляя для выстрела ловить момент остановки при переходе от движения вверх к движению вниз.
Первый заяц – крупный самец, ведет себя спокойно и подпускает нас близко. После выстрела он начинает бешено крутиться на льдине, как стрелка на часах, голова неподвижна, а туловище по кругу. Стреляю еще дважды, чтобы он успокоился. Пока поднимаем на борт этого зверя, смотрю в бинокль на второго. Хочется взять и его, но до него не менее 150 метров, вдобавок он поднял голову и смотрит в нашу сторону, кажется, вот-вот уйдет в воду. Нужен очень точный выстрел. Капитан дает добро. Прицеливаюсь долго, выбираю момент наиболее спокойного положения шхуны. Выстрел, как это часто бывает при долгом прицеливании, происходит неожиданно. Вижу, что зверь уронил голову, но уверенности в том, что он чисто бит, нет. Со вторым выстрелом не тороплюсь, капитан внимательно смотрит на него в бинокль, потом машет рукой: «Готов!» Я тоже беру бинокль и вижу, как возле головы на льду расходится темное пятно. Когда поднимают лахтака на борт, как следует рассматриваю его. Это тоже крупный самец, хотя и немного меньше первого. Пуля попала точно в лоб. Я удивлен, а капитан в восторге: «Надо же, такая маленькая пулька!» Вечером по радио объявили свободную охоту, т.е. до получения сведений от авиаразведки будем безлимитно отстреливать морского зайца.
На следующий день стрелковая вахта началась в 8 утра и продолжалась до 8. 30 вечера, взяли 55 зайцев. К вечеру поднялся ветер, а ночью начался шторм. Утром направились на поиски зверя, хотя море для стрельбы тяжелое. Очень сильная зыбь, при бортовой качке вода заливает палубу, а при килевой нос шхуны опускается и поднимается с амплитудой не меньше 6 метров. Я к качке отношусь совершенно спокойно, неприятные ощущения были только в первый день, а сейчас ее почти не замечаю. Во второй половине дня зыбь немного утихла, и мы опять полезли на полубак. К вечеру взяли 18 лахтаков. Всего на тот момент на шхуне было 111 голов морского зайца.
Такая охота продолжается еще три дня. 15 апреля направляемся в предполагаемый район основного промысла. Завтра должен быть самолет.

Продолжение следует

Алексей Соколов

фото из архива автора